Желание знать будущее — наряду с желанием бессмертия и власти над миром — одно из самых сильных человеческих желаний. Русские князья, безусловно, интересовались астрологией и тайком от своих духовников заказывали свои гороскопы. Летописцы, разумеется, замалчивают эту тему. Но князь Михаил Тверской, которого «премудрая мати» княгиня Ксения Юрьевна «научи святым книгам и всякой премудрости», был, конечно, увлечён тайнами познания (84, 130).
Итак, начало любой биографии — даты рождения и крещения. Обе заслуживают памяти. Так считали и на востоке, и на западе христианского мира. «Согласно христианскому обычаю... церковный праздник или святой покровитель в день рождения предопределяет судьбу новорождённого или, по крайней мере, гарантирует ему особо надёжного защитника перед Богом» (86, 29).
Не имея точных указаний в источниках, мы можем искать дату рождения Михаила Тверского путём окольных рассуждений. Для этого нам понадобится небольшой экскурс в область древнерусской хронологии, иначе говоря — «познания времени». Казалось бы, при некотором навыке нет ничего проще метаморфоз календаря, где все проблемы решаются методом вычитания или сложения. Однако в арифметических упражнениях на тему календаря внимательному взгляду открывается зияющая бездна.
Историк — если, конечно, он не простой ремесленник, а подлинный мастер своего дела — ощущает себя обладателем сокровенного знания. Он посвящён в тайну Времени. Он знает, какая бездна дремлет за расхожими суждениями о времени. Он — собеседник великих мыслителей прошлого, которые вслед за блаженным Августином стремились проникнуть в самую суть этой тайны.
«А мы только и говорим: “время и время, времена и времена”; “как долго он это говорил”; “как долго он это делал”; “какое долгое время я этого не видел”; “чтобы произнести этот слог, времени требуется вдвое больше, чем для того, краткого”. Мы и говорим это и слышим это; сами понимаем и нас понимают. Это яснее ясного, обычнее обычного, и это же так темно, что понять это — это открытие» (40, 223).
Средневековые алхимики любили украшать свой кабинет пожелтевшим от времени человеческим черепом — символом бренности всего живущего. Из его пустых глазниц на них глядело само беспощадное Время.
А где-то рядом с черепом стояли песочные часы — гениальный в своей простоте прибор для отсчёта времени, изобретение каких-то древних цивилизаций. Глядя на то, как тонкой струйкой вытекает песок из стеклянной колбы, даже самый легкомысленный человек смущённо умолкает и неотрывно следит за процессом. Быстрое и необратимое течение времени — а вместе с ним и человеческой жизни — представлено в этой тонкой струйке с беспощадной очевидностью. И чтобы скрыть шевельнувшуюся панику, человек растерянно тянет бессмысленное «да-а-а»...
