Интересно, он тоже думает, что я похожа на нее? И ухаживает за мной, потому что положил на меня глаз или потому что видит во мне ее более бледного и высокого двойника?
– Как нога? – спрашивает Джейс, выкладывая тосты на две тарелки.
Я киваю.
– В порядке. Спасибо.
Он фыркает, и я жду объяснений.
– Ты не будешь такой благодарной, когда увидишь, как ужасно я тебя зашил, – говорит он, кладя жаренные яйца поверх каждого тоста.
Я пожимаю плечами и делаю глоток кофе.
– Без разницы.
Он внимательно осматривает меня, когда заканчивает накладывать кусочки бекона на тарелки, передавая мне одну из них.
– Наверное, трудно будет найти работу по твоей специальности, – говорит он, стараясь звучать непринужденно, но с недвусмысленным вопросом, скрытым в своих словах. – Я имею в виду после того, как ты уедешь. – Я чуть не подавилась куском бекона, который взяла из тарелки, мой рот полон вкуснейшего жира и соленого мяса. – Давай поедим на балконе, – говорит он, забирает у меня тарелку и идет к стеклянным окнам, где открывается вид на залив Санта-Моники.
Он толкает ногой раздвижную дверь и выходит на террасу, достаточно большую, чтобы на ней поместился круглый стол, два стула и несколько цветов в горшках.
Я беру обе чашки и начинаю идти за ним, но боль простреливает мою ногу. Джейс спешит назад, забирает кофе, ставит его на стол и возвращается, чтобы помочь мне дохромать до стола. С его помощью я сажусь и вдыхаю прохладный океанский воздух, который овевает нас.
Джейс ест быстро, буквально опустошая тарелку, в то время как я едва успела поднять вилку, отпивает кофе и задумчиво смотрит на горизонт и бирюзовую воду.
– Тебе нравятся пейзажи, – слова вылетают из моего рта прежде, чем я могу остановиться. – Крыша, этот балкон – такое ощущение, что ты всегда ищешь что-нибудь еще.
Улыбка растягивает его полные, сексуальные губы, и он отрывает взгляд от воды, чтобы посмотреть на меня.
– Мне нравится смотреть на красивые вещи, – говорит он, его взгляд прикован ко мне, поэтому я краснею и отворачиваюсь. – Они помогают мне забыть мою уродливую жизнь.
– Неужели твоя жизнь настолько ужасна? – спрашиваю я, больше всего на свете желая, чтобы он сказал «нет».
Мне хочется, чтобы он сказал, что счастлив. Но я вижу по его лицу и слышу в его словах, что это не так.
Он не отвечает, вместо этого указывает на квартиру позади нас.
– Это место принадлежало последней одержимости Дорнана, – говорит он, его глаза потемнели от тревоги. Я ничего не говорю, просто смотрю на него и жду объяснений. Он ставит свою чашку на стол и рассеянно царапает пальцем рисунок на ободке. – Она мертва, – заканчивает он, его голос пропитан горечью.
