Я знаю про вендеммию только из «Саги о Форсайтах» Джона Голсуорси — там это была «La Vendimia», сбор винограда: копия фрески Гойи. Я часто думаю, что некоторые фильмы и книги рождаются из одной только картинки, из одного ощущения, иногда даже из запаха. Здесь, в этом богом забытом итальянском местечке, есть всё то, о чем мечтали в своих тенистых усадьбах английские персонажи Голсуорси.
Если еще где-то осталась самая простая, крестьянская, буколическая жизнь, — то она именно здесь. Среди людей, собирающих виноград, среди этих каменных мостовых и островерхих крыш, корзин и пластиковых чанов, простых стаканов, в которые льется вино, свечей в глиняных плошках и кошек, сидящих на ступеньках. Праздник большой законченной работы, конец лета, которым надо насладиться, прежде чем наступят хмурые осенние рассветы и длинные зимние вечера. Отдохновение от трудов. Передышка в тяжелом пути.
Я смотрю вокруг — и мне кажется, что в этом маленьком спектакле, который играют сами для себя банковские служащие и школьные учителя, на один день ставшие сегодня крестьянами come una volta[9], есть всё то же самое, что и у Гойи: прелестная театральность, никак не отменяющая ни тяжелый труд до, ни давящую монотонность после. Весь поздний Гойя, весь его страстный трагизм просвечивает сквозь манерную позу девушки с виноградной гроздью. Хотя может быть так, что я смотрю на эту простую жизнь через призму мрачноватого северного сознания — и, вслед за Голсуорси, придумываю историю. Может быть, на самом деле эти люди умеют жить просто, сегодняшним днем, и видеть только то, что видно?
Мимо дома нашей подружки идет по улице мальчик — весь в татуировках и колечках, штаны с попы сползают, на отдельных участках головы волосы выбриты, а на других — наоборот, отращены и покрашены. В зеленый. Типичный возмутитель спокойствия.
Родители Сильвии, заметив его, радостно окликают:
— Чао, Джованни!
На что вообще-то хулиган очень вежливо отвечает:
— Здравствуйте, синьоры. Я иду на праздник. Мы виноград уже весь собрали, целый день работали. А вы?
— А мы вот только привезли!
— А мы уже и отжали! Хорошего вам вечера!
— Тебе тоже!
Со страшным ревом скатывает с горки скутер и тормозит перед Петькой, который старательно выковыривает брусчатку из мостовой, — называется она на генуэзском диалекте поэтически: «crêüza» (крёза). Со скутера ссыпается мальчик лет одиннадцати, следом за ним спешит папа, который дал ребенку на скутере покататься (разрешено только с 14 лет), рядом — участок карабинеров, и парочка этих самых карабинеров стоит у дверей и любуется небом — на небе расцветает гигантским алым цветком закат, и он, безусловно, гораздо интереснее, чем вождение скутера без прав.
