В приёмной около окна, куда отдают заявления, сидело человек двадцать, и все молчали. Пожилой мужчина с аккуратно раскрытым портфелем государственного чиновника на коленях. Молодая симпатичная художница или певица, повязавшая платок на голове на африканский манер. Сухонькая и очень грустная дама, седина которой была закрашена ярко-рыжим, она была похожа на смотрительницу в Третьяковской галерее. Какая-то крупная холёная блондинка в мехах и огромных бриллиантовых кольцах.
Мы все ждали, когда из окна уберут табличку «перерыв», предновогодняя Москва за окном нетерпеливо гудела. Так прошло, наверное, полчаса. В оцепенении и молчании. Я слышала, как тикают часы, обвитые серебряной мишурой. Видела, как пришёл тот, с кем я разводилась, как он сел в сторонке на стул, словно ещё один незнакомец.
А потом табличку убрали, это ощущалось как облегчение, и молодая бойкая симпатичная сотрудница заведения в сером свитере-«лапше» спросила: «Кто подаёт заявление о регистрации брака?» Никто не ответил ей словом «да», только тиканье часов продолжало надёжно нарушать тишину. «Ок, а кто подаёт заявление о разводе?»
И потом произошёл дурацкий кинематографический казус.
Все двадцать унылых людей, с которыми я разделила те мрачные минуты. И мужчина с портфелем, и несчастная смотрительница галереи, и девушка, причудливо завязавшая платок…
Все они подняли руки. Как первоклассники на первом уроке. Все до одного! И эта молодая сотрудница загс оглядела нас внимательно и, прикрыв поначалу рот рукой, начала хихикать. А потом она уже и не скрывала ничего и смеялась и смеялась. В голос. Это было чудовищно неэтично с её стороны. Но остановить её уже было невозможно.
Смех её звенел новогодними хрустальными колокольчиками. Она смеялась так честно, что этот смех подхватила и я, а за мной и дяденька с портфелем, и девушка, и барыня-блондинка в кольцах, и все. Мы робко улыбались, а потом хохотали, и безрассудная детская сиюминутная радость озаряла лица. Смеялся и тот, с кем я пришла разводиться.
А что? Это действительно было весело.
Нам явилась Снегурочка в роли чиновницы из ЗАГС. Её бесцеремонная реакция — это щекочущая нервы правда жизни в духе скетчей Луи Си Кея. Ни одного заявления о вступлении в брак и двадцать долбаных разводов.
Но мы веселились, и подняло нас, несчастников, на облако и понесло над синей декабрьской Москвой, над моим любимым городом, над заснеженными крышами, над обледеневшими дворами, где я росла и мёрзла. Над Миуссами, где я гуляла с собакой и где я взлетала навстречу солнцу на качелях, скрипящих на морозе.
