Горький-политик | страница 34

Горький, как мы впоследствии убедимся, осудит революцию за подавление гражданских свобод; вместе с тем он будет превозносить ее за новое отношение к труду – за то, иными словами, что в его стране, некогда тихой и сонной, после прихода Сталина к власти миллионы людей охватила, как в Нью-Йорке двадцать лет тому назад, безумная жажда работы. Трудно поверить, что простая перемена формы бытования «желтого металла», ставшего вместо частного общественным, сразу же освободила его адептов от всякого отчуждения; разумнее предположить, что в данном случае мы имеем дело с горьковским противоречием. Противоречия эти, с одной стороны, сообщают исследованию его творчества особый интерес, а с другой, доказывают, что представить историю его политических идей в виде последовательного, лишенного сбоев и возвращений вспять становления невозможно без явных натяжек и подтасовок.

Сегодня мысль о том, что в начале XX века именно на острове Тиберия русская интеллигенция открыла партийную школу, может вызвать лишь улыбку и показаться экстравагантной интеллигентской прихотью. В действительности дело обстояло гораздо сложнее. Впрочем, и самим участникам предприятия идея представлялась несколько странной. В 1927 году Анатолий Луначарский так вспоминает о своем каприйском опыте: «Когда мы, тогдашние впередовцы, затеяли по инициативе Вилонова […], устроить партийную рабочую школу на острове Капри, то это могло показаться не то романтической выдумкой, не то странным стечением обстоятельств. И действительно, когда рабочие из разных мест тогдашней Российской Империи явились на остров, они были до крайности изумлены, и всё окружающее казалось им сказкой. Один из них – сормовский рабочий – молча с удивлением разглядывал синее, как синька в корыте, море, скалы, раскалённые от солнца, огромные жёлтые пятна молочая, растопыренные пальцы колючих кактусов, и наконец сказал: «Везли, везли нас тысячи верст, и вот привезли на какой-то «камушек». «Камушек» выбран был для партийной школы потому, что на этом «камушке» находился в то время великий русский человек, член нашей партии и по тому времени впередовец, – изгнанник-писатель Максим Горький. Несмотря на то, что Горький изумительно русский человек, даже, какой-то азиатско-русский, тем не менее живописный «камушек» подле Неаполя давал ему необыкновенно подходящую рамку»