Ночь уже надвигалась всерьез. Ларри обдумал события прошедших нескольких дней. Он сделал для колонии очень важное дело и теперь чувствовал, что искупил свою вину.
Он чувствовал, что искупил свою вину не только в собственных глазах, но и в глазах отца. Как там отец любил повторять? «Космический полицейский должен быть всегда готов принять решение и придерживаться его».
Ларри медленно шел по улице.
Затем натолкнулся на вертолет, стоящий прямо на мостовой. Ларри посмотрел на него и медленно вытащил из кармана радиолампу. В этой лампе и было сосредоточено все, что давало ему право вернуться обратно в Чикагскую колонию, на «Сад», вернуть лампу и покончить с революцией, прежде чем она пойдет полным ходом.
Ларри глянул на лампу, затем на вертолет и улыбнулся.
— Космический полицейский должен быть всегда готов принять решение, — сказал он вслух. — И придерживаться его, — добавил затем.
Он посмотрел на небо. Звезды уже начали появляться на этом темнеющем покрывале, и Ларри стал рассматривать их. Альфа I Центавра и Бета Центавра, конечно, уже зашли, но улицы все еще освещал темно-красный цвет Проксимы Ц. И не просто освещал, а окрашивал улицы в цвет крови.
Ларри глядел на звезды, понимая, что отказался от них навсегда. Все его детские мечты о Патруле, о полетах от звезды к звезде, о том, что он там увидит, развеяны. Он сам отказался от Денеба, Ригеля, Проциона и других звезд — отказался от них ради первобытной и странной планеты.
А где-то там, подумал Ларри, есть Земля, планета, где он родился, планета, которую он любил, планета, которую он больше никогда не сможет назвать домом. Ларри попытался найти старое знакомое Солнце и его девять планет, но они затерялись во множестве звезд, разбрызганных на бархатной черной миске небес.
Ларри не смог отыскать Солнце. Возможно, это и к лучшему, подумал он.
Прозвучал последний сигнал трубы. Ларри еще раз глянул на звезды.
— Космический полицейский должен быть всегда готов принять решение, — прошептал он. — И придерживаться его.
Ларри чувствовал, что в конце концов отец одобрит его поступок. Потому что он остался верен не Земле или Патрулю, а себе самому. И это единственное, что действительно имеет значение.
Ларри поглядел на блестящую лампу, которую вытащил из аппаратуры, погладил ее гладкий бок, затем резким движением руки разбил о тротуар.
Лампа взорвалась миллионом крошечных осколков, разлетевшихся по бетону. Они слабо мерцали в странном багровом свете Проксимы Центавра.
