Е. Г. Ясин на это сделал такую реплику: «Я исхожу из того, что тип культуры нам придется менять. При той архаичной системе ценностей, которая в России остается доминирующей, нам в XXI веке делать нечего. Если, как я читаю в докладе, только 14 % россиян выступают за утверждение в стране свободной конкурентной рыночной экономики, а 76 % — за расширение доли государства в бизнесе и промышленности (при 14 % в США и 35 % в Германии), то это значит, что ценности и установки подавляющего большинства наших сограждан к модернизации не приспособлены и сами нуждаются в модернизации» [801][14].
Надо сказать, что в предчувствии реформы мнение людей стало жестко уравнительным. В октябре 1989 года на вопрос «Считаете ли вы справедливым нынешнее распределение доходов в нашем обществе?» 52,8 % ответили «не справедливо», а 44,7 % ответили «не совсем справедливо». Что же считали несправедливым 98 % жителей СССР? Невыносимую уравниловку? Совсем наоборот — люди считали распределение недостаточно уравнительным. 84,5 % считали, что «государство должно предоставлять больше льгот людям с низкими доходами», и 84,2 % считали, что «государство должно гарантировать каждому доход не ниже прожиточного минимума». Но это и есть четкая уравнительная программа.
Вспомним историю самого понятия «интеллигенция». О. К. Степанова пишет об этом: «Интеллигенция… В межреволюционный период вопрос о судьбе интеллигенции ставился в зависимость от ее отношения к капитализму: критическое — сохраняло ее как общественный феномен, а лояльно-апологетическое — уничтожало. А вот сегодня отношение к социальной проблематике практически не упоминается среди возможных критериев принадлежности к интеллигенции…
Интеллигенция в России появилась как итог социально-религиозных исканий, как протест против ослабления связи видимой реальности с идеальным миром, который для части людей ощущался как ничуть не меньшая реальность. Она стремилась во что бы то ни стало избежать полного втягивания страны в зону абсолютного господства “золотого тельца”, ведущего к отказу от духовных приоритетов. Под лозунгами социализма, став на сторону большевиков, она создала в конечном итоге парадоксальную концепцию противостояния неокрестьянского традиционализма в форме “пролетарского государства” — капиталистическому модернизму» [165].
В реальности картина русской интеллигенции была очень сложной. Мы должны не спорить, а увидеть эту картину
