Ветер чужого мира | страница 9



Честное слово, я впервые слышал, чтобы папа так рассуждал, да еще сидя с папой Малыша.

– Я тоже пытался объяснить их существование, но не думал о том, что вы сейчас сказали.

– А может, граничники – кочевые племена, которые просто перебираются с места на место? Поживут себе немного, а потом отправляются дальше?

Папа Малыша грустно покачал головой:

– К сожалению, этого почти никогда не происходит.

– Очень давно, когда я был маленьким, – сказал папа, – мы с мамой, то есть с твоей бабушкой, Стив, поехали в город. Хорошо помню, как я стоял перед огромной витриной, полной игрушек, зная, что никогда мне их не купят, а так хотелось получить хоть одну. Может, они тоже стоят за огромным стеклом и смотрят на нас, на что-то надеясь?

– Очень образное сравнение, – с явным восхищением сказал папа Малыша.

– Что касается меня, – продолжал мой папа, – то ваше слово для меня свято, и я ни в коем случае не хочу усомниться в том, что вы нам рассказали…

– Но вы сомневаетесь, и я вас за это не осуждаю. Наверное, вы поверите, когда Стив подтвердит, что видел их?

– Пожалуй, так, – подумав, ответил папа.

– До того как мы переселились на Землю, я работал в оптической промышленности. Вероятно, мне удастся подобрать и отшлифовать линзы, чтобы он мог увидеть граничников. Я ничего не гарантирую, но игра стоит свеч. Он еще в том возрасте, когда дети видят сверх действительности. Возможно, его зрение требует лишь небольшой коррекции.

– Если вам удастся помочь ему и Стив увидит граничников, я поверю без малейших сомнений.

– Сейчас же принимаюсь за дело, – пообещал папа Малыша.

Папа долго смотрел, как Малыш и его папа идут по дороге, а потом покачал головой:

– Некоторые инопланетяне проповедуют странные теории. Приходится все время быть настороже, чтобы не дать себя провести.

– Но они говорят правду! – воскликнул я.

Папа молча сидел и думал, и мне казалось, что я вижу, как в его голове крутятся маленькие колесики и шестеренки.

– Чем дальше все это взвешиваю, тем правдоподобнее оно выглядит. Когда-то счастье и несчастье были поделены поровну, по справедливости. Потом, допустим, появилось нечто, безразлично что, и отдало все счастье одному человеку. Значит, всем прочим, и нам тоже, осталось одно несчастье.

К сожалению, мои колесики крутились медленнее папиных, и чем дольше я слушал, тем меньше понимал.

– Предположим, – продолжал он, – проблема сводится к обычному состязанию. Что для одного человека везение – то для другого неудача. Скажем, все хотят иметь интересную книгу. Для того, кто ее достанет, – это победа, для других – поражение. Как с тем медведем: для того, чей улей остался цел, – это счастье, удача, а для того, чей разрушен, – сплошные расстройства. Опять же, сломался трактор…