И тут я. В качестве главного экспоната. Поднимаюсь посреди зала на возвышение-пьедестал и в звенящей тишине небрежно сбрасываю тунику… Вот тут вышла заминка. Никак не могла определиться, в какой именно степени будет происходить это важное действие. Сбрасываю ли ее полностью, подобно древнегреческим красавицам, не стыдящимся вдохновлять своим гармоничным телом античных поэтов и скульпторов, стягиваю до пояса или только дразняще приспускаю с одного плеча? А, поняла! Это будет зависеть от стоимости входного билета.
Восхищенный народ курсирует по залу, останавливается напротив, набирается вдохновения, обменивается мнениями…
Мой придушенный полусмех-полукашель перебил увлеченные разглагольствования модного кутюрье.
– Господин Откутюр, – прокашляла я, – вынуждена отклонить ваше щедрое предложение.
Физиономия кутюрье расстроенно вытянулась, и он принялся было меня убеждать, но я усиленно замотала головой. Промелькнувшая перед внутренним взором картина подходила скорее Зинаиде Петровне, чем мне, я… э-э-э… не настолько монументальна и величественно значительна в своей красоте. Нет, общая концепция была мне понятна, работают же девушки в нашем мире топ-моделями, и ничего, это даже престижным считается. А тут ни фотографии, ни видеосъемки нет, изображений сохранить не могут, вот и приходится так… в натуральном виде. Но! Работать в законном отпуске?! Пусть даже и супермоделью? Ох нет, увольте. Да и планы на будущее у меня уже плотно связаны с посещением королевского приема. Так что мечты кутюрье я решительно развеяла, но воспоминание о них доставило несколько приятных минут шаловливого хихиканья, из-за которого я и упустила возросшее до предела напряжение в окружающей обстановке.
Перед самым выходом из кареты с Сесилией дер Грандер-Стант случилась форменная истерика: она отдернула занавеску, вгляделась в окошечко и вдруг начала задыхаться, трястись, нести какой-то маловразумительный бред типа: «А-а-а, я не смогу!» и «О-о, какие тут все!», при этом то отчаянно краснея, то так же стремительно и бесповоротно бледнея, и наотрез отказалась выбираться наружу.
Граф казался искренне расстроенным ее поведением.
– Мадам, простите, – счел нужным он извиниться за сцену, устроенную переволновавшейся девушкой, – слуги отвезут дочь обратно в особняк и вернутся за нами, чтобы ждать окончания приема. Мы же с вами посетим королевский дворец, не меняя планов.
Последнее он произнес тоном близким к назидательному, отчего девушка пристыженно забилась в самый угол.
