Хочу я пламенной стрелою Аполлона
В берлоге поразить надменного Пифона
[106],
Хочу я всем ветрам вручить смертельный яд
Авернских адских вод
[107], чьи смрады высь чернят,
Чтоб волю дать чуме, парше и лихоманке,
Пусть кажет глубь земли зловонные останки
В гробах повапленных: при зрелище таком
Любой зажмет свой нос и сморщится при том.
Вы, чьи деяния перо мне навострили,
Вы, раскалившие красно в моем горниле
Разящей молнии карающий клинок,
Бледнейте в ужасе при чтенье этих строк.
Нет, не надеюсь я на то, что срам великий
Вам краскою стыда покроет песьи лики,
Не ведают сего порочные сердца,
Вам свойственны грехи и бледный цвет лица;
Под лоском прячете вы сквернословье ваше,
Чтоб этот лоск слепил, чтоб грязь казалась краше.
А я краснел за вас, когда мой стих, как сталь,
Пред миром насекал о ваших днях скрижаль.
Здесь нов предмет и слог: сколь часто в мире этом
Я видел истину с ее далеким светом?
В ней страх наш и закон, повсюду ей хвала,
Но гибнет, сирая, без хлеба и тепла,
Под крышею небес по улицам влекома,
Хоть ей дарован кров заоблачного дома.
Я слабодушным был, страшился передряг,
Не задевал владык, чтоб не попасть впросак,
Касаться не хотел двусмысленных понятий,
Дабы обмолвкою, пустым словцом некстати
Не вызвать ярости властительных господ.
Кто может повторять их изреченья, тот
Предатель совести своей, души и чести:
Я мерил силу их с их озлобленьем вместе,
Считал, что жизнь моя дешевле царства их,
Я сдерживал язык и укрощал мой стих,
Его безудержность и юношеский норов.
Теперь мой дух иной, не трепещу от взоров
Гиганта грозного
[108], у чьих простерся ног
Весь люд обманутый, весь мир несчастный лег.
Мне непосильная сгибает ноша плечи,
Но Божий перст ведет меня от сечи к сече.
Задачу вижу я превыше сил моих,
Я вижу не себя: мой замысел, мой стих.
Подай мне, истина, пращу царя Давида,
Вложи мне в длань кругляк внушительного вида,
Какой не выбрать мне, придай мне силы, чтоб
Я Голиафишке метнул сей камень в лоб
[109].
Поскольку сгинул страх, погибнет недруг скоро.
С годами зло растет, и сам я так же споро
Ращу мой гнев и слог, мой опыт и года,
Порыв мой и душа растут, как никогда,
Мир в злодеяньях скор, а значит — эти строки
Должны ускорить бег, дабы разить пороки.
