Вот характеристика, данная Фитину, как слушателю ЦШ, его товарищем по учёбе Виталием Павловым:
«Оттого же времени в памяти сохранился образ Павла Михайловича как серьёзного, всегда взвешенно отвечавшего на вопросы преподавателей, но простого в общении с ними, уважительного к более молодым сокурсникам, общительного и активно участвовавшего во всех наших спортивных и иных затеях... Автору довелось близко узнать П. М. Фитина, не только в служебной обстановке, но и общаясь с ним на различных общественных мероприятиях, в том числе и в спортивных состязаниях, от которых Павел Михайлович никогда не отказывался»[78].
...Школа особого назначения при 5-м отделе ГУГБ НКВД СССР вновь откроется 3 октября того же 1938 года. Кстати, начальник отдела Павел Михайлович Фитин будет оказывать ей особенное внимание — но это ещё впереди. А пока отобранные для обучения в ШОН слушатели изучали там нелёгкую разведывательную науку, те, кому не так повезло — или повезло, тут судить сейчас трудно, — уже приступили к практической деятельности в органах НКВД СССР...
Вот, написали эти строки и задумались... До чего же легковесно звучит такая фраза! Казалось бы, чего здесь? Ну, приступили люди к работе, и что тут такого? А то, что всё это было в десятки, если не в сотни раз сложнее!
В советские времена был весьма популярен термин «номенклатура». Грубо говоря, «номенклатурными» считались те чиновники и руководители, назначить или освободить которых от должности можно было только с «высочайшего» разрешения Центрального или каких-то иных партийных комитетов. Сейчас, насколько нам известно, номенклатуры нет, или она переродилась, мимикрировала, а может, просто вспоминать о ней как-то не принято, — тут нам что-либо сказать трудно. Поэтому мы говорим исключительно о той самой советской номенклатуре.
Как известно, номенклатура имеет свойство разрастаться. Если на заре советской власти — точнее, в начале 1920-х годов — из всей советской внешней разведки честь принадлежать к номенклатуре ЦК РКП(б) имел один только начальник Иностранного отдела ОГПУ, «то в конце 30-х годов в неё входили все категории оперативных работников центрального аппарата внешней разведки НКВД СССР, а также слушатели Школы особого назначения»[79].
Вот так! Не просто пришли на службу — а прибыли, так сказать, «с высочайшего разрешения»...
Поэтому, без всякой натяжки, генерал Павлов с огромным волнением вспоминал о первом своём посещении известного здания на Лубянской площади:
