— Вот те нате… На своих двоих пришел… Сильный. — Трезел оторвал взгляд от книги и несколько минут с непонятным любопытством изучал пленника. — Ну нормально, в принципе, сохранился. Не скажу, что бывало лучше… Но вдруг для тебя лучше бы помереть, а?
Михаил постарался вникнуть в смысл сказанного. Нить понимания ускользала… играла с ним…
— Тебя переводят, — сказал Трезел.
— А кто мне обещал последний приют? — удивился Михаил. Покачнувшись, они кивнул: — Все врут.
— Заткнись! Пойдешь, куда скажут! — Мастер Трезел махнул пятерым яроттцам, чьи тени притаились в углу — Забирайте!
Солдаты подхватили Михаила под руки и повлекли к выходу. На их угрюмых лицах застыла неприятная гримаса решимости — обещание интересного, но недолгого бытия. А жить еще хотелось. Ох, как хотелось…
Вытолкнутый на улицу Михаил замер под кинжальными ударами солнечных лучей. Жара и пыль обрушились на него девятым валом. Звуки и запахи… Он успел соскучиться по ним. Пусть и никчемные, они кричали о жизни…
Конвой пересек площадь и углубился в лабиринт эгорских улиц.
О цели назначения Михаил не спрашивал, берег остатки здоровья. Придет время, и он узнает. Цель явится ему среди дневной суеты города — в обличье, которое он примет не колеблясь. И добыча станет охотником, свобода — реальностью, а яроттцы — хетчем… стоит только поверить. Михаила привлек шум впереди — хаотичный, многоголосый, необузданно дикий… Яростный рев огромной толпы повис в загустевшем воздухе.
— Твой новый дом, — не преминул заметить кто-то из стражи.
Михаил удивленно приоткрыл рот — новый дом был, прямо скажем, большим. Высокое здание полукругом врезалось в гостеприимные объятия улицы. Глухие, массивные стены мрачной тенью нависали над приземистыми домами, жмущимися вдоль обочин. Седые от времени бревна, черные щели заросших сорняками проулков… Яркий образ безлюдных пространств. В монолите неведомого здания аркой проступали окованные листовым железом ворота. Левее ворот приютился легкий сарайчик, на пороге которого образцом тяжелой солдатской доли переминались двое караульных. При виде конвоя они подтянулись и застыли в подобии служебного рвения. На мутных лицах отразилась застарелая скука. Конвой миновал их не задерживаясь, как миновал и ряд крытых повозок, приткнутых у стены. Задники повозок щерились прутьями клеток.
Старший из пятерки яроттцев неспешно подошел к скромной дверце метрах в трех от ворот и требовательно бухнул по створке кулаком.
