, Вишну, Сиве.
— Я дал ему жизнь, — сказал Брахма, — и он не употребил ее, чтобы отнять жизнь у другого!
— Я дал ему разум, — сказал Сиве, повелитель огня, — я вложил огненный уголь в его голову, — уголь, который огнем воспламенял его, — я дал ему мысль. И он не воспользовался ею, чтоб измыслить зло своим врагам.
— Он мой! — сказал черный Вишну, увидав полосы белой золы на лбу бедного Инду. — Он поклонялся мне.
И погладил бедного Инду по голове, так ласково, — ну, право, словно любимого сына.
И позвал Вишну громким голосом Серасвоти[11], всеведующую богиню, свою божественную супругу, и сказал ей:
— Возьми Инду, поведи его и покажи ему вечную жизнь, как наши жрецы показывают храмы чужеземцам.
И богиня Серасвоти, прекрасная богиня, со строгим, суровым лицом, слегка коснулась своим острым, как осколок стекла, мечом чела Инду, — и увидел он себя летящим в бесконечном пространстве. И услышал он божественную музыку, как бы тихое пение и нежный звон и мелодию бесчисленных скрипок. Мелодию, которую можно слушать весь век. Гармонию вселенной.
Это пели, звеня в эфиры, прекрасные миры. И четыре звезды неподвижно сияли с четырех сторон света. Яркая, белым светом озаренная, как алмаз горевшая звезда, — Дретореастре, — звезда лучезарного юга.
Черным блеском горевшая, как черный жемчуг, — жемчужина короны Тримурти, — Вируба, звезда запада.
Розовая, как самый светлый рубин, звезда Пакши — звезда востока.
И желтая, как редкий золотистый бриллиант, — Уайсревона, звезда севера.
И на каждой из звезд словно дети резвились, в детские игры играли, взрослые люди, с глазами, сиявшими чистотой и радостью, как глаза ребенка.
— Это праведники севера, востока, юга и запада! — сказала суровая, вещая богиня Серасвоти. — Все те, кто соблюдал заповеди Тримурти и не делал никому зла. — А где же те… другие? — осмелился спросить Инду. Богиня рассекла своим мечом пространство. И бедный Инду вскрикнул и отшатнулся. — Не бойся, ты со мной! — сказала ему Серасвоти. Из огненной бездны, наполненной гадами, к ним, шипя и облизываясь жалом, с глазами, горевшими жадностью, поднималась, вставши на хвост, огромная очковая змея. Поднималась, словно готовясь сделать скачок. Ее горло раздувалось как кузнечные мехи и сверкало всеми переливами радуги.
Изо рта ее вылетало дыхание, знойное, как полудневные лучи солнца, — и бедному Инду казалось, что ее вьющееся и сверкающее как молния жало вот-вот лизнет его по ногам.
По глазам, вселяющим ужас, по взгляду, от которого костенеют и лишаются движения руки и ноги человека, — Инду узнал в очковой змее Ирайдети, страшную супругу повелителя ада.
