Маттиас Эберлер с умилением смотрел на целующуюся парочку:
– А сейчас отправляйтесь гулять. Теперь можно. Только смотрите, не увлекайтесь! Сначала свадьба!
– Спасибо, дядя Маттиас! – хором сказали влюблённые.
– Мы к набережной, на Рейн, – сообщил Гуго. – За Анну не беспокойтесь. На суженую капитана Шлегеля никто не осмелится посмотреть косо. А в понедельник я приглашаю вас поохотиться на рябчиков!
– Там посмотрим, – усмехнулся дядя. – Ну, летите, голубки!
Гуго с Анной исчезли. Эберлер довольно прислушался к топоту ног на лестнице. Потом вышел на середину комнаты, сунул большие пальцы за кушак и торжественно произнёс в пространство:
– Его превосходительство советник Маттиас Эберлер! Добрый вечер, господа!
Затем засуетился, хлопая себя по животу:
– Так… Сначала фон Веннинген… Что он там задумал, старый лис? Потом ратуша… Ах ты, господи, завтра же воскресенье… Тогда… Гонца к его преосвященству. Пусть примет меня в понедельник… Что ж это будет, боже мой… Эй, Йенс… Йенс!
Позабыв про колокольчик, Эберлер вышел в коридор. Свет заходящего солнца пробивался сквозь витраж, бросая на пол разноцветный узор. В середине зловеще, как глаз неведомого чудовища, чернел завиток герба.
Глава седьмая,
>в которой рыцарь отпускает дракона, комендант даёт джазу, а врач получает наглядный урок анатомии
Человек не только смертен, но ещё и внезапно смертен. Эту фразу повторяют к месту и не к месту, однако мало кто способен понять её смысл, пока сам не посмотрит в пустые глазницы скелета. Двум смертям не бывать, одной не миновать… Перед смертью не надышишься… Помни, Цезарь, что и ты смертен… Когда бомбы рвутся всё ближе, мы малодушно думаем: со мной такого случиться не может. И так до тех пор, пока удар не обрушивается на родных и близких. Цвёл юноша вечор, а нынче умер… И вот уже у тела погибшего скопились друзья, соседи, полиция, зачем-то «Скорая помощь», хотя покойнику она без надобности. Столпившиеся негромко судачат, кое-кто всплакнул… И у каждого вертится мысль: со мной такого случиться не может.
Но среди зевак и студентов как минимум один человек думал иначе.
Лука Рюттингер стоял в стороне, засунув руки в карманы, и жевал незажжённую сигарету. Тело Йонаса он отсюда не видел, но отчётливо представлял: Лаутенбах лежит ничком, голова свёрнута набок, из угла рта вытекает тёмная струйка крови. Рядом валяются разбитые очки.
Бывает и такое. Человек выпил, пошел на балкон покурить, перегнулся через перила. Закружилась голова, и вот он уже летит вниз. Шмяк темечком об асфальт – и прощай, Йонас. Может быть, ты стал бы хорошим адвокатом, а то и судьёй. Сидел бы в мантии, разбирал дела, произносил речи… А теперь кто-то другой скажет речь над твоим гробом. И, скорее всего, это будет не студент медицинского факультета Лука Рюттингер. Смерть нанесла меткий удар и готовилась к новому прыжку…
