Он предостерег выступавших до него сторонников Хрущева:
— Подождите, не делайте такого вида, как будто вы спасли положение. Нет.
Голос из зала:
— А кто, вы спасли положение?
В тупик эта реплика Ворошилова не поставила:
— Каждый из нас. Мы не допустили бы и не позволили бы никому, даже и тем товарищам, которые с перепугу начинают нести чепуху…
Абсурдность мысли, что без широкого участия Центрального комитета, без участия пленума ЦК кто-то, даже Президиум, мог снять Хрущева с поста первого секретаря, оратор повторил несколько раз. Стал возражать он и против публичного разбирательства, считая, что тем самым партия, ЦК дают врагам мощное оружие.
К этому времени пленум уже бесповоротно развивался по хрущевскому (а если точнее, утвердившемуся еще при Сталине) сценарию, предусматривавшему не прояснение истины, а покаяние тех, кто потерпел поражение. Но покаянного тона в речи Ворошилова не было, а его миролюбие агрессивное большинство не устраивало. Рупором этого самого большинства стал первый секретарь Краснодарского крайкома Д.С. Полянский, бросивший упрек председателю Президиума Верховного Совета СССР:
— Вы не свои тезисы взяли, тов. Ворошилов. Вы захватили, видимо, тезисы тов. Молотова и хотите здесь по ним выступать.
Но оратор, вероятно, против ожидания большинства не стал униженно объясняться, а перешел на столь же грубый тон с человеком, годившимся ему в сыновья:
— Вам следовало бы свои мозги прочистить, тогда все стало бы яснее.
Полянский:
— Но сегодня пока ваши будем чистить.
Ворошилов:
— Очень подозрительно, вы лезете, чтобы все видели, какой вы защитник. Не думайте, что вас кто-нибудь боится. Не боятся вас[79].
…Конечно, Полянский был одной из пешек в той большой игре, которую затеял Хрущев, чтобы убрать из руководства своих наиболее авторитетных противников. Но пешек, даже если они выходят в большие фигуры, рано или поздно убирают с шахматной доски. Пройдет время, и семена пренебрежения к оппоненту, стремления непременно увидеть его жалким, поверженным прорастут, отразившись уже непосредственно на политической судьбе Полянского. Он, ставший к тому моменту членом Политбюро ЦК, первым заместителем председателя Совета министров СССР, уже при Л.И. Брежневе в одночасье станет «никем», отправившись в почетную ссылку послом в Норвегию.
Но вернемся в зал заседания июньского пленума. Ворошилов, дав окорот излишне ретивому краснодарскому секретарю, устойчиво держался и тогда, когда его пытались увести от избранной темы, требовали его оценок выступлений Н.А. Булганина и М.З. Сабурова. Последние были в составе того большинства в Президиуме ЦК, которое накануне пленума проголосовало за снятие Хрущева с занимаемого им поста и теперь попало под огонь критики. Климент Ефремович не стал подыгрывать общему настроению, заявив: «Дайте мне кончить мою мысль, потом я вам скажу». Он призвал не горячиться и разобраться, есть ли действительные разногласия между членами высшего руководства и, если есть, то в чем они. Свою речь он завершил на миротворческой ноте, высказав мнение, что принципиальных разногласий у членов «антипартийной группы» Маленкова, Молотова, Кагановича с ЦК нет, зато есть большие и серьезные успехи и внутри страны, и во внешнеполитических делах.
