Впервые Булганин пожимал руку югославам еще в мае 1946 г. Наряду с другими советскими руководителями он участвовал в последней встрече Сталина и Тито. Тогда казалось, что сложился прочный союз «старшего» и «младшего» братьев, который открывал перспективу создания на Балканах большой социалистической федерации, готовой пойти в кильватере Советского Союза. Сталин, публично сравнивая Тито с «мягкотелыми» лидерами европейских компартий — Морисом Торезом, Пальмиро Тольятти, Вильгельмом Пиком, Клементом Готвальдом, казалось, готов был видеть в югославском лидере своего политического наследника. «Береги себя… ибо я не буду долго жить, — сказал московский диктатор белградскому «коллеге». — …А ты останешься для Европы»[36].
Скажи тогда кто-нибудь, что не пройдет и двух лет, как отношения с Югославией станут столь враждебными, что Тито будет объявлен иностранным шпионом, никто бы не поверил. Но дело повернулось именно таким образом, поскольку югославский лидер нашел в себе силы сказать «нет» Москве в ее стремлении встроить Югославию в собственный внешнеполитический курс. Отношения между двумя странами, двумя партиями стали враждебными, и вот теперь Булганину — уже в качестве одного из советских лидеров — вместе с Хрущевым предстояло навести мосты с Тито.
В составе группы артистов, поддерживающей усилия политиков кулыурной программой, находилась известная оперная певица Т.П. Вишневская. На приеме в посольстве ей довелось сидеть за столом рядом с Н.С. Хрущевым и Н.А. Булганиным, напротив — И.Б. Тито с женой. Поэтому она, что называется, в упор могла видеть, как в неофициальной обстановке оформлялось начавшееся после почти десятилетнего похолодания советско-югославское сближение.
«Атмосфера за столом, — вспоминает Вишневская, — была напряженной. Видно, нелегко давались «исторические» переговоры нашим «ходокам». Тито был преувеличенно спокоен, очень сдержан — чувствовалось, что поставил стену между собой и гостями и не собирается убирать ее сразу, в один день».
Югославский лидер выглядел совсем не так, как на бесчисленных портретах, развешанных по всему Белграду. Там был изображен настоящий голливудский супермен — молодой, мужественный, широкоплечий мужчина, а на самом деле он оказался — «будто видишь его через уменьшительное стекло» — среднего роста, мелкие черты, лет шестидесяти. Правда, манерами, медленными, значительными движениями и жестами он напомнил Галине Павловне Сталина, которого она видела на кремлевских приемах.
