И на этом самом фоне Булганин расточал комплименты коллегам по Президиуму ЦК по поводу их принципиальности и проклятия по адресу Берии. Последний, оказывается, никакой положительной роли ни в освобождении врачей, ни в закрытии мингрельского дела, ни в прекращении гонений на наркома авиационной промышленности А.И. Шахурина, командующего ВВС Красной армии главного маршала авиации А.А. Новикова и заместителя министра обороны маршала артиллерии Н.Д. Яковлева не сыграл, «все это делалось для того, чтобы создать себе видимость популярности». Не без того. Но ведь остальные члены руководства не сделали и того, на что решился Берия, лишь «про себя» знали: все — липа.
Как остальные высшие руководители, Булганин не хотел видеть, что Берия был порождением режима власти Сталина, пунктуальным исполнителем воли вождя, а не просто излишне самостоятельным интриганом. Все ораторы дистанцировали их друг от друга, и злодеяния Берии списывали на что угодно и кого угодно, только не на волю и желания вождя. «Товарищ Сталин, — заявлял Булганин, — оставил нам партию сильной и единой», будто Берия не принадлежал к этой самой партии.
Правда, когда Николай Александрович от политической риторики перешел к вопросам практическим, в его речи появилось и разумное начало. Он внес предложения установить не бумажный, а реальный контроль над органами МВД, изменить стиль их деятельности («права все те же, методы работы все те же, а мы прожили уже 35 лет» со времен ВЧК), а также «развоенизировать» МВД, то есть превратить ее в гражданское министерство.
С устранением Берии в верхах на какое-то время установился баланс власти. Окончательно расклад сил определился после сентября 1953 г., когда на вновь введенный пост первого секретаря ЦК партии был избран Хрущев, быстро оттеснивший на второй план главу правительства Маленкова.
Участники тех давних событий вспоминали о роли, которую в утверждении Хрущева во главе партии сыграл Булганин, роль, скажем прямо, провокационную. Введение поста первого секретаря заранее не предусматривалось. Перед самым началом пленума к Маленкову подошел Булганин и «настойчиво предложил» вынести на пленум вопрос об избрании Хрущева на высший партийный пост. При этом пригрозил: «Иначе я сам внесу это предложение».
В перерыве заседания пленума члены Президиума ЦК собрались в комнате отдыха, и Маленков, полагавший, что Булганин перед началом говорил с ним не только от своего имени, поднял злополучный вопрос об избрании Хрущева. Все поначалу опешили, Булганин же первым с энтузиазмом призвал: «Давайте решать!» (Можно предположить, что вся эта затея была замышлена одними лишь Хрущевым и Булганиным.) Поразмыслив, присутствующие сдержанно согласились, тем более что иной кандидатуры на пост руководителя КПСС в тот момент не видели
