– Это же мошки, – перебивает Маяковский, – они живут один-два дня. Они все равно умрут.
– Мошки живут несколько недель или даже месяцев.
– Хорошо! – говорит Маяковский. – А как бы вы сказали?
– Я не поэт…
– А как вы можете переводить стихи, если вы не поэт?
– Во-первых, я глубоко убежден, что стихи надо переводить точно, а для этого стоит пожертвовать рифмами…
– Что?! – взвивается Маяковский. – Вы переводите мои стихи без рифм? Что там остается?
– Как что, содержание.
– Не говорите глупостей! Форма стихов и есть их содержание! Почитайте Витю Шкловского. (Задумывается.) А насчет “умрем за вашу власть” вы, может быть, и правы. Где у вас телефон? Надо позвонить Лиличке.
Шульц пододвигает к нему телефон. Маяковский недоверчиво смотрит на циферблат:
– А где же буквы?
– Давайте я наберу, – Шуша набирает номер и передает трубку Маяковскому.
– Лиличка! – кричит Маяковский в трубку. – Шульц убеждает меня, что обыватели не могут говорить “умрем за вашу власть”, слишком героично. Что ты думаешь? Хорошо, перезвони. Номер знаешь?
Кладет трубку.
– Они с Васей подумают и перезвонят. “С Васей подумают”! С каких это пор Вася стал мыслителем? И она откуда-то знает ваш номер.
– Да, да, – отвечает Даниил. – Мы друзья.
Через пять минут – звонок. Маяковский быстро снимает трубку:
– Да. Да. Спасибо! (Шульцу.) Они с Васей предлагают “поддержим вашу власть”.
– Я бы сказал “уже за вашу власть”, – осторожно говорит Даниил. – Тоже начинается на “у”.
– Молодец, Шульц! А говорил “не поэт”! Теперь можешь переводить.
Я на Башиловке жила. С Олегом. Он самоварами промышлял. Ходил по всем местам, где утильсырье собирали. Он всех там знал. Я с ним тоже ходила. Спускаемся в подвал, темно, грязь, пахнет не поймешь чем. Сидит там старый еврей, весь оборванный, а он на самом деле миллионер.
– А, Олежка, давно тебя не было, заходи.
А Олег ему:
– Ну что, Иосиф Аронович, для меня есть что-нибудь?
Там много евреев было, в этом утильсырье. Олег и сам еврей, но как человек он был хороший. Совсем не пил. Евреи вообще мало пьют. Если я себе четвертинку покупала, он не возражал. А он еще инвалид был, ходить ему было тяжело. Но умный. Забирал он эти самовары, чинил, лудил, полировал и продавал. К нам как-то милиция пришла. Спрашивают его:
– Вы что, самоварами спекулируете? Где вы их берете?
А он им:
– Я, между прочим, инвалид. Вот мое удостоверение. А сломанные самовары я по помойкам собираю, реставрирую и отдаю в музеи.
