Изредка, местами, кое-где оставались, как единственные представители случайно задержавшегося порядка, стойкие казачьи части. Следует указать, что февральский революционный переворот казачьи части встретили особенно, по-своему, с разными оттенками переживаний. Местами произошли незначительные эпизоды волнений, эксцессы, были увлечения, иногда отказы повиновения, митинги с красными бантами и выражением "недоверия", главным образом, офицерам, не умевшим хранить "казачью деньгу", но справедливость требует сказать, что такие случаи являлись весьма редкими исключениями в дружной казачьей среде.
Революционный угар быстро прошел, и у казаков наступило деловито-спокойное настроение. Мол, поживем и увидим! Много среди казаков было строптивых и гордых, что не привыкли шапки заламывать да спину гнуть! Их сильно беспокоило неясное будущее, но предметом всегдашних разговоров стало настоящее. К сожалению, Временное Правительство, совершило огромную и непоправимую ошибку, не сумев разобраться в казачьей психологии. Казаки слабость нынешней власти по отношению к нарушителям государственного порядка расценивали, как простое попустительство, а Временное Правительство, под огромным влиянием Совета рабочих и солдатских депутатов (а пока в стране царило двоевластие), в данной позиции, занятой казаками, видело проявление явной контрреволюционности и, вместе с тем, угрозу самим завоеваниям демократической революции.
Казакам сразу стало ясно, что правительство не на их стороне, однако, несмотря на это, они дольше всех держали дисциплину, оставаясь верными законности, порядку и казачьей идеологии. Даже когда в солдатские массы был сброшен страшный лозунг – мир во что бы то ни стало…и всех властно потянуло домой, к семье, до хаты, на родные нивы и тогда, к чести казачества, нужно сказать, – ни один казак не ушел с фронта, ни один не дезертировал. С глубоким презрением смотрели казаки на гнусных "товарищей", покидавших позиции и трусливо расползавшихся по своим деревням. Пока трусы бежали, казаки воевали. Их были сотни, тысячи, сотни тысяч. Они устилали могилами поля Восточной Пруссии, Польши, Галиции и Буковины. Они умирали в Карпатских горах, у границы Венгрии, они гибли в Румынии и Малой Азии.
Гордое, полное сознания исполнения казаками своего воинского долга, выполнение ими смертельно опасных приказов об обезоруживании бунтующих полков, возбудили против казаков озверевшие солдатские массы и положение казачьих сотен и полков, вкрапленных единицами среди бунтующего моря солдатских корпусов, сделалось поистине жутким и отчаянным.
