— Так я, выходит, все время козлом вонял?
— Ну, почему же, козлом? Просто мужским потом пах, как и большинство мужиков и парней. Некоторые, правда, пытаются перебить этот свой естественный запах одеколоном. Но мне одеколон не нравится.
— А ты со мной своими квасцами поделишься?
— Ну, ты, муженек, и изменился после аварии: курить бросил — для здоровья вредно и изо рта воняет, квасцы просишь — подмышки тоже воняют. Прямо, барышней стал кисейной или, может быть, графом каким-нибудь из «бывших». Ладно, куда ж тебя теперь денешь? Бери вон в тумбочке, в красненькой мыльнице, прозрачный такой камень, — пользуйся на здоровье. Ты его под краном вначале смочи и протирай, где тебе нужно, аристократ ты мой шоферский. Маникюр хоть делать не будешь?
Глава 3
Два хватания за револьвер
По какому-то молчаливому уговору, ночное происшествие в нижней квартире они с Клавой не обсуждали. Что тут обсуждать? Оба сделали вид, что ничего такого и не было. Может, приснилось? Так же, быть может, делали вид и все прогуливающиеся с радостными, улыбчивыми лицами по тихим улочкам Харькова вчера вечером.
Клава объяснила и даже нарисовала на тетрадном листочке в косую линеечку, как Сане добраться до районной поликлиники. «Саня» аккуратно сложил листок; спрятал его к своим документам и больничной справке в растянутый нагрудный карман белой не только застиранной, но и в одном месте заштопанной рубахи; проверил наличие мелких бумажных денег и монет в потертом и засаленном кожаном кошельке и вышел под ручку с Клавой из прохладного подъезда под зеленый навес тополей на тихую тенистую улочку. Яркое утреннее солнце кое-где пробивалось через пыльную листву, поднимая настроение. Ночной кошмар в нижней квартире в свете наступившего дня казался каким-то нереальным, приснившимся. На Пушкинской они втиснулись в нужную марку трамвая, расплатились с крикливой кондукторшей за проезд и с удовольствием тесно прижимались друг к дружке несколько коротких остановок. Потом «Саня» сошел, более-менее вежливо где голосом, где широкими плечами растолкав полдюжины человек, а одного в шляпе, закрывающего проход, даже совсем нелюбезно выпихнув перед собой на мостовую. Клава, держась одной рукой за свисающую с горизонтального поручня кожаную петлю, другой помахала ему через открытое окошко и поехала в липкой тесноте красного внизу и желтого вокруг окон вагона дальше, на завод.
В районной поликлинике с утра тоже было людно и тесно, в принципе, как и в гораздо более поздние времена, хорошо знакомые Алексею Валентиновичу. Где именно находится кабинет хирурга, Клава не знала, и подсказала это Максимову уже задерганная с утра пожилая женщина в регистратуре. Ждать, причем стоя и в не продуваемом глухом коридоре, пришлось часа полтора.
