Тёмный манипулятор | страница 114
Но…
В какой-то момент тьма разобралась с внутренними раздорами, сформировав более-мене устойчивый конгломерат, во главе которого встали сильнейшие миры тёмного сектора. И всё ради того, чтобы обратить внимание на серединный сектор, который оказался так нагло узурпирован светлыми.
Если до этого у шумеров было что-то вроде идеальной версии коммунизма, то после того, как на земле появились первые последователи тьмы, всё больше шумеров начало говорить о капитализме. Каждый должен иметь то, чего он может достичь. Несправедливо, когда все равны — и идиоты и умники. И сильные, и слабые. Красивые и страшные. Каждому должно воздаться по заслугам! Каждый получит то, что заслуживает! Такими речами наполнились эфиры шумерского интервидения (аналог нашего телевидения и интернета — что-то вроде телевизионных передач, подстраивающихся под запросы смотрящего, снимающихся в реальном времени).
Дальше всё пошло само собой. Одинокий шумер, сидящий в своей уютной квартире, живущий в равенстве, но почему-то до сих пор так и не обзаведшийся женой и тремя детьми, задумался над тем, чем он хуже других? Тех, кому с созданием семьи повезло больше? Насильно ведь мил не будешь, а подходящей кандидатки на роль спутницы так и не нашлось. И что делать теперь? Несомненно, закон бонумов гласил, что нужно просто подождать, оставаться верным себе и своему внутреннему свету, и, рано или поздно, ты встретишь ту самую. Но что делать, если ждать не хочется, а по интервидению тебе впервые сообщают, что ты достоин большего?
Как-никак, люди оставались людьми. Нужно понимать, что антиутопия была в глобальном смысле, однако в каких-то отдельных моментах люди, так же, как и мы сейчас, день за днём переживали свои повседневные проблемы. Так же работали, так же обслуживали друг друга (в этом плане обслуживали именно равных себе, а не каких-то там богатых мудаков), и так же в любой момент могли споткнуться о камень, упав лицом в лужу. Никто не принимал чудотворную «сому», как в одном известном романе Хаксли, чтобы потом разгуливать с чувством внутреннего блаженства. Нет. Люди ругались и мирились, плакали и смеялись, ненавидели и любили в равной степени. Но никто и никогда не доводил до абсурда. В последствии все ссоры урегулировались обсуждениями, злость подавлялась, так как, судя по заповедям, это грех, а ненависть стиралась, оставляя после себя лишь понимание, что без неё будет проще.
Но всё изменилось, когда тот самый шумер, у которого до сих пор не было даже девушки, начал завидовать. С этого самого момента люди начали злиться чаще, а решать возникающие недопонимания стало моветоном. Пускай извиняется сам! Я первый не буду!