Дед и отец новорожденного пригласили местного даоса-гадателя, и он первоначально соединил клановый иероглиф с иероглифом «цзянь», являющимся синонимом иероглифа «кан» («здоровый»), но потом, приглядевшись к расположению звезд, посоветовал использовать в имени мальчика иероглиф «тай» («спокойный», «великий»). Вышло красиво: Чжоутай («Совершенно спокойный» или «Безгранично великий»).
В августе 1903 года в возрасте пятнадцати лет этот мальчик отправится в крупный портовый город Нинбо в 40 километрах от его деревни сдавать экзамены на первую ученую степень сюцая (дословно — «расцветший талант»), без получения которой нельзя было и мечтать занять чиновную должность. Перед поездкой он возьмет себе новое имя, выражавшее его благородные помыслы: Чжицин («Стремящийся быть честным»). В 1912 же году, уже будучи известным революционером, он выберет себе еще одно — величальное — имя, которое должно будет использоваться в особо торжественных случаях — Цзеши («Твердый как камень»). Иероглифы «цзе» и «ши» он заимствует из классической древнекитайской книги «И цзин» («Книга перемен»), сборника гадательных гексаграмм и триграмм — разнообразных сочетаний прямых и прерывистых линий, символизирующих различное соединение сил света и тьмы (то есть ян и инь) и использовавшихся в эпоху Чжоу (1121 или 1066–221 годы до н. э.). В этой книге в афоризме ко второй линии шестнадцатой гексаграммы говорится: «Лю эр, цзе юй ши, бу чжун жи, чжэнь цзи» («Вторая, прерывистая, линия указывает на человека, твердого как камень. <Он проникает в суть вещей>, не дожидаясь, пока они изменятся; он все делает совершенно правильно, и его ждет удача»). Именем Цзян Цзеши он подпишет свою первую статью в журнале «Цзюньшэн» («Голос армии»), который начнет тогда издавать. На кантонском диалекте Цзян Цзеши звучит как Чан Кайши, и именно так Цзяна станут называть в самом начале 1918 года, когда он приедет на юг, где в то время начнет набирать силу китайское национально-освободительное движение.
Незадолго до южного периода, в 1917 году, он выберет себе и еще одно имя, которое ему самому будет нравиться больше других, — Чжунчжэн («Срединный и правильный»). Его он тоже возьмет из «И цзина», из комментария ко второй линии шестнадцатой гексаграммы: «“Бу чжун жи, чжэнь цзи”, и чжун чжэн е» («<То, что “Он проникает в суть вещей>, не дожидаясь, пока они изменятся, <и то, что> он все делает совершенно правильно и его ждет удача”, показывает
