Вот тогда я и узнал его – с его открытым взглядом за стеклами очков в роговой оправе, с его обаятельным обхождением и воздушной легкостью речи, – он говорил в свойственной ему одному манере, «на языке Жироду». Я и раньше восхищался его стилем, а после того, как его начальник Филипп Бертело впал в немилость у Пуанкаре, смог оценить и его характер. В жестком романе «Белла»[193] Жироду изобразил их обоих. Его книги приобрели особую весомость, когда он ввел в них историю и возбуждаемые ею страсти. Для того чтобы у него появились свои читатели, ценящие глубину понимания и поэтичность, достаточно было «Эглантины», «Жерома Бардини», «Битвы с ангелом» и «Выбора избранниц», но круг этих читателей оставался узок. Остальным Жироду представлялся трудным автором, пестрота картин слепила слабые глаза. Благодаря встрече с Жуве он стал драматургом, сделался кумиром молодежи, обрел мировую славу.
«Актер, – пишет Жироду, – не только исполнитель, он еще и вдохновитель». Такой актер-режиссер, как Жуве, хорошо знающий и чувствующий театр, становится для поэта советчиком. Но и автор, когда он привыкает работать с труппой (как было у Шекспира и Мольера), настолько сближается со своими актерами, что его персонажи естественно вписываются в эту живую среду. И тогда драматург, по словам Жироду, осознает свою первейшую миссию: быть постоянным поставщиком материала для театральной труппы, следовать за ней во время гастролей и выполнять заказы актеров. «Выбирая между Анри Беком[194] и Лопе де Вега, следует признать правым не Анри Бека, написавшего две или три пьесы, но Лопе де Вега, написавшего их три тысячи: в восемьдесят лет, облаченный во власяницу, он еще умудрялся за утро написать пару актов и полить свой сад, а за оставшееся время сочинить кантату для актера с хорошим голосом».
Об этом театре, не похожем ни на какой другой, разве что, может быть, на театр Аристофана, и вместе с театром Клоделя вернувшем на сцену стиль, мы поговорим позже. В тридцатые годы театр занимал главное место в творчестве Жироду. Дипломатическая карьера шла параллельно. Побыв в Министерстве иностранных дел руководителем информационной службы и управления печати, Жироду, провинившийся тем, что написал «Беллу» был задвинут на бесперспективную должность в Союзной комиссии по репарациям в Турции. После смерти Пуанкаре, начиная с 1934 года он снова в разъездах: назначение «инспектором дипломатических представительств» позволило ему красоваться на самых отдаленных островах в белых одеждах, в ореоле чистоты и порядочности. Однако безупречный гражданин страдал оттого, что жил в несовершенной Франции. Он сознавал разлад между Францией, распорядительницей светских церемоний, – и французом, мелочным и брюзгливым типом; между Францией, воплощением незыблемой стабильности, – и непостоянным, без царя в голове французом; между добросовестной труженицей Францией – и изворотливым французом. В политической книге «Полнота власти» он высказывает пожелание, чтобы каждый француз соответствовал Франции.
