Я открыл конверт и извлек содержимое. Там было всего два предмета, и ни один из них не заставил мое сердце подпрыгивать. Первым был замызганный счет из «Гаража Нельсона, Саламанка, штат Нью-Йорк», причем, судя по характеру ремонта, машина по меньшей мере врезалась в гору. На счете стояла дата – 11 апреля 1940 года. Вторым предметом были несколько страниц, вырванных из «Журнала садовода», что я легко определил по качеству бумаги и типографскому шрифту. Это оказалась статья Льюиса Хьюитта, озаглавленная «Пожелтение Куруме в Америке». Я поднял брови и передал ее Вулфу. Тут я заметил нечто, что поначалу пропустил: надпись карандашом на обороте гаражного счета. Это было имя «Пит Аранго», написанное мелким изящным почерком, совершенно не похожим на тот, каким были сделаны надписи на лицевой стороне. Еще один образчик той же каллиграфии красовался на верхнем в пачке писем конверте, адресованном Роуз Лэшер. Я развязал тесемку, достал письмо и обнаружил на нем подпись – «Гарри».
Я передал все это Вулфу, и тот просмотрел письмо.
– Это заинтересует полицию. – Он хмыкнул и перевел взгляд на Роуз. – Это заинтересует их даже больше, чем ваш…
– Нет! – закричала она; ее заколотило. – Вы же не станете… О, ради бога, вы не должны…
– Где вы прятались в том коридоре?
Тут-то ее и прорвало. Да, она находилась там с того момента, когда я увидел ее, и до того, как, приоткрыв дверь, ведущую к экспозиции, заглянула внутрь. Она пряталась за упаковочными ящиками и кустарниками у задней стены. Поднявшаяся суматоха ее встревожила, и она проскользнула из коридора в главный зал, где стала протискиваться через толпу. Тут я и вернул ей сумочку, которую она каким-то образом обронила.
Что и кого она видела, пока пряталась?
Ничего. Несколько человек проходили мимо. Она их не знает и никого не запомнила, кроме Фреда Апдеграфа.
Это была явная ложь. Она не могла не видеть меня с Вулфом и Хьюиттом, когда мы шли по коридору и я поднял трость. Трость лежала как раз под той дверью, за которой она следила. Не могла она не видеть и человека, который оставил там трость. Он ведь должен был присесть, чтобы надеть петлю на рукоятку, а может быть, и приоткрыть дверь, чтобы вытянуть приготовленную петлю, скрытую среди листвы. Но Вулф оказался в незавидном положении. Он не посмел упомянуть трость, это было исключено. Неужели он ждал, что она сама невзначай проговорится о ней, а заодно и о том, кто ее там оставил?
Ясно, ждал. Но она этого не сделала. Она снова замкнулась, и я никогда еще не видел, чтобы Вулф потратил столько сил и не продвинулся ни на шаг. В конце концов он сказал, что мы сейчас же звоним Кремеру, что было чистым блефом, но и это ни к чему не привело. После этого он сдался и вызвал Фрица, чтобы тот принес пиво.
