Я бродил по оранжерее, отчаянно напрягая свою интуицию. Кое-кого из кандидатов я отмел сразу, но со всеми прочими постарался найти предлог перекинуться парой слов. Это потребовало немало времени и не принесло пока абсолютно никакого результата, однако я не особенно огорчался. Если Синтия сказала правду и если она не передумает, прежде чем я приведу к ней Вулфа, вскоре мы получим точные приметы убийцы. Я вполне мог бы на время забыть об этом деле, да вот только пресловутый холодок в спине не давал покоя.
Поскольку уже давно пробило пять, толпа гостей начала помаленьку рассасываться. А ближе к половине шестого всем оставшимся в оранжерее, похоже, вдруг одновременно пришла в голову мысль, что пора и честь знать, и они толпились у выхода на лестницу. Когда это случилось, я находился в умеренном помещении оранжереи и внезапно осознал, что остался там наедине с каким-то типом, сосредоточенно изучавшим каттлеи довиана. Он меня не интересовал, поскольку совершенно не вписывался в типаж душителя. Однако, бросив мимолетный взгляд в сторону этого типа, я заметил, что тот вдруг стремительно наклонился вперед, схватил с земли горшок с цветущим растением и сомкнул на нем большие пальцы с такой силой, словно мечтал придушить его. Ну и дела!
Я не спеша подошел. Мужчина поднял горшок повыше, поднес его поближе к глазам и теперь внимательно рассматривал цветы.
– Красивые, правда? – доброжелательно поинтересовался я.
Он кивнул и спросил:
– А как вы называете цвет этих чашелистиков?
– Желтовато-бежевый.
Он наклонился, чтобы поставить горшок на место, все еще с силой сжимая его. Я покрутил головой. Единственными людьми, насколько я сумел разглядеть сквозь мутное стекло разделявшей нас перегородки от холодного помещения, были Ниро Вулф с небольшой группой гостей, а среди них мать и сын Орвины, полковник Браун и Билл Макнаб, редактор-садовод из «Газетт». Когда я вновь повернулся к своему собеседнику, тот уже выпрямился и, не проронив ни слова, направился к выходу. Уж не знаю, был он виновен в каком-нибудь преступлении или нет, но хорошими манерами явно не отличался.
Я двинулся за ним, прошел сквозь теплое помещение оранжереи к лестнице, а затем спустился на первый этаж. Оказавшись в прихожей, я из вежливости не стал наступать ему на пятки, но легко сумел бы исполнить этот трюк, попросту сделав шаг пошире. Прихожая практически обезлюдела. Там была лишь женщина в каракулевой шубе, полностью готовая к выходу, да еще рядом с дверью откровенно скучал на своем посту Сол Пензер. Я последовал за подозреваемым в гостиную, где временно разместился гардероб. Фриц Бреннер как раз подавал пальто очередному гостю. Поскольку вешалки уже практически опустели, мой подопечный, окинув их быстрым взглядом, сразу углядел свое имущество. Его коричневое пальто из твида явно пережило не одну зиму. Я хотел было любезно ему помочь, но этот тип проигнорировал меня, не потрудившись даже вежливо покачать головой. Я уже чувствовал себя оскорбленным. Назад в прихожую мы вышли вместе, и, когда он направился к выходу, я заговорил:
