- Почему? Можно же остаться в Воронеже.
- Не лучшая идея. Это средняя полоса. Зимой у вас холодно?
- Ну обычно минус десять - пятнадцать. Редко, когда до двадцати доходит. – Юля подняла взгляд вверх вспоминая.
- Вот видишь. Это уже прилично. Нужно много топлива для обогрева, вода промерзает. Много проблем, а тут редко, когда за минус уходит, да и то не на долго. Плюс море рядом, рыба есть, в лесу зверя много.
- Ну это ты уже замахнулся. Может еще не все так плохо. Может, этот в ролике просто жути нагнал.
- Как бы я хотел, чтобы ты была права. – Вадим вздохнул. – Все равно, надо быть готовыми ко всему.
- С этим согласна. И это… - Юля опустила голову, пряча глаза. – Как думаешь мы сможем забрать тела из больницы? Ну или прах, если их успели кремировать.
Вадим замолчал на несколько минут, давя вновь вскипевшую скорбь, тугой удавкой обвившуюся вокруг горла и не дающую дышать.
- Я тоже об этом думал. Надо будет попытаться. Крематорий здесь только один, но учитывая обстоятельства, могли не успеть. – Говорить тяжело, делал долгие паузы между слов. – В любом случае, это не сейчас. Как я и говорил надо подождать, когда все уляжется.
- Ты имеешь ввиду, когда все остальные умрут?
- Э-э-э… - Вадим на секунду завис от такого вопроса. – Ну да.
- Пойду попробую еще позвонить своим.
- Подожди. Вчера вычитал про эту пандемию. Возможно, ты была права. Появления вируса и изменение цвета неба связывают между собой. – Вадим немного напрягла резка перемена в девушке, он старался подбирать слова, чтобы не пугать еще сильнее, а она просто перешла на сухие факты.
- Да я тоже вчера пол ночи не спала, шерстила интернет. Много всего вычитала. Посмотрела тонну видео, о том, что творится. По всей планете. Во всех странах. И знаешь, это как-то отрезвило что ли. Я поняла, что мое горе, лишь маленькая капля, по сравнению со всем, что сейчас происходит. И теперь, когда хочется опять зарыдать или впасть в истерику, я просто вспоминаю, что сотни миллионов людей умирают в муках. – Юля договорила, и встала из-за стола, начиная собирать посуду. - Кстати, как ты себя чувствуешь?
- Физически хорошо, только устал очень. Никаких симптомов в помине нет.
- У меня тоже. Похоже, у нас иммунитет. – Девушка сложила грязные тарелки в раковину и включила воду. – Только непонятно, хорошо это или плохо.
- Похоже на то. Ну завтра узнаем точно. Еще раз спасибо за завтрак.
После опять разбрелись по комнатам. Вадим пробовал рисовать, но творческая муза покинула его, и набросав пару простых абрисов[3], убрал альбом в стол. На улицу выходить вообще не хотелось. Понимал, что люди, которых он знал, остались умирать в своих квартирах и домах, поселок превратился в некрополь. Не найдя занятия лучше, просто лег на кровать и одел наушники, включив любимы альбом группы Accept. Музыка сейчас воспринималась по-другому, как панехида умирающему миру. Возможно, больше никогда не появятся новые альбомы и треки, а если и появятся, то очень нескоро. Постоянно вспоминалась мама. Мозг как предатель, пытающийся сделать как можно больнее, каждую цепочку мыслей приводил к ней, о чем бы он не думал. Нужно заготовить побольше еды – мама замечательно делала закрутки и соленья. Надо озаботиться свежими овощами, посадить что-то, в огородничестве он был силен так же, как в бальных танцах, зато мама замечательно выращивала помидоры, огурцы и болгарский перец. Даже на кухне, на подоконнике в пластиковых стаканчиках от сметаны и йогурта у нее росла петрушка и зеленый лук. Если бы был один, то точно бы выпил, но уже лет семь не прикасался к алкоголю, даже к пиву, так как отношения с градусом у него не завязались. Буйным или запойным не был, но меры не знал, и за первой бутылкой пива или стопкой чего покрепче, всегда было продолжение. Заканчивалось тем, что, выпив свой максимум, просто засыпал. Хорошо если это было дома, но бывали случаи, когда его в беспамятстве привозили и передавали на руки матери. Черт, даже такие мысли к ней сводятся. На следующий день после пьянок, умирал от похмелья и стыда, а так как мазохистом не был, то не частил с такими попойками. И вот после одной из гулянок, зарекался пить. Просто сказал, что больше не будет, без пафосных обетов, кодирований и прочего. И с тех пор брезговал даже слабым алкоголем. Но в этой ситуации предпочел бы беспамятство, чем эту давящую и гнетущую боль, готов был терпеть даже похмелье.
