— Про желание расскажи, — попросила Манет, шепелявя из-за выпавшего переднего зуба. Меня огорчил вспыхнувший в ее глазах огонек: ей ведь всего десять лет, она слишком мала и еще верит, что желания сбываются.
Я пожала плечами.
— Желание у меня всякий раз одно и то же. — Я взглянула на отца. Он начал день с рома и абсента, а после полудня то и дело прикладывался к пуншу. — Поехать во Францию.
«Отправьте Розу во Францию, — писала каждый год прекрасная тетушка Дезире, — пришлите ее ко мне в Париж».
Отец отвернулся. Лицо у него было желтое; конечно, снова одолела малярия. Тогда-то мне и стало нехорошо, ибо папина ли вина, что он унаследовал одни лишь долги? Его ли вина, что на нем лежит проклятие — три дочери и ни одного сына, — что мамино приданое у него в руках обратилось в прах и что его мечта отправить меня во Францию не может сбыться из-за нехватки денег на дорогу?
— Франция! — Бабушка Санноа столкнула на пол двух мопсов, сидевших у нее на коленях. — А я бы держала девочку подальше от тети Дезире и от этих Ташеров, особенно от отца. И чем плох тот парень, что живет возле Ланиантина? — сказала бабушка, опрокидывая в рот мерный стаканчик с бренди, в котором были разведены семь капель опиумной настойки. — Чем плох парень по фамилии Бил?
Алджернон Бил! Увалень, которого мы зовем Алджи.
— Невесте Била подавай приданое, — сказала мама.
— Прежде его папаша был просто «Бил», — сказал отец, — а теперь его называют «мсье де Бил», он хозяин мастерской по изготовлению кандалов и тавро, владелец трех позолоченных карет, двадцати двух боевых петухов и чистокровного английского жеребца, отец единственного тугоумного сына. — Отец покашлял и осушил стакан. — Месяц назад на аукционе рабов в Форт-Ройяле мне представился случай беседовать с мсье де Билом. Он пространно и подробно рассказал мне, как велико должно быть приданое невесты его сына, как благородны ее предки, как объемна грудь и беспорочна девственность, чтобы она могла мечтать о свадьбе с его прыщавым отпрыском…
Чтобы не рассмеяться, Манет прикусила краешек салфетки.
— Что ж, всегда остается монастырь, — проворчала бабушка Санноа.
Монастырь. Всегда остается монастырь. Неужели мне суждено стать монахиней? А так хочется большего! Но теперь, я понимаю, мечтать уже поздно, ибо в этот день рождения тетушка Дезире впервые не пригласила меня к себе, а отец не пообещал… О, где вы, дни беззаботного детства? Раньше благодаря блестящим, хоть и ложным надеждам жизнь казалась намного светлее.
