Ну а наши герои продолжали весело мчаться навстречу новым опасностям в такси. За рулем сидел Фолко. И горе тем, кто не соблюдал поправки Нечестного Билл-Бо в правила пешеходного движения, которая гласила «Когда я за рулем, я всегда прав». Наш лысый хоббит выжимал из колымаги южанина все, что можно, а его (тоже лысые) друзья весело исследовали внутренне убранство автомобиля, проверяя, не завалялось ли монеток внутри сидений, внутри спинок сидений, под сидениями, на полу и в бардачке. В мгновение ока, вся внутренность автомобиля была изрезана в лохмотья, а содержимое бардачка вытряхнуто вместе с дверкой. Все, что мешало друзьям, вылетало из открытых окошек автомобиля. Не прошло и получаса (Фолко примерно двадцать минут ездил по кольцевой дороге близ дворца наместника, пока, наконец, и до него не стало доходить, что в пятидесятый раз подряд лохмотья обивки и прочее содержимое салона не может попадаться по пути, как случайное совпадение), как колымага остановилась близ блокпоста у дворца наместника. Навстречу машине вышел огромный пузан с алебардой в руках, мундир на котором не лопался только потому, что для пущей убедительности, был перетянут крест — накрест пулеметными лентами.
— Пароль! — потребовал он, нацеливая в лобовое стекло свою алебарду.
— Пердис, старина! — вскричал Рогволд, вываливаясь из машины. — Как давно мы с тобой не виделись!
— Кому Пердис, а кому Пердиссимиус, — недовольно протянул он. — Рогволд! — вскричал он, всмотревшись в лицо генерал-ефрейтора. — Ублюдок! Ты ли это! Ребята, арестовать их всех! — это он скомандовал двум стражникам, игравшим в караулке блокпоста в карты. Один из них выскочил раньше другого, а второй с криками, что ему прервали выигрышный расклад, с пикой наперевес, принялся гоняться за первым.
— Прекратить! Ублюдки мать вашу! Какого хера! Я сказал арестовать этих бомжей!
Удивительно, но Рогволд и бровью не повел.
— Это даже не смешно, Пердиссимиус. Мне сегодня назначено у наместника, так что не беспокойся, ему все будет доложено о порядках, царящих на последних рубежах охраны дворца, — зловеще пообещал он.
— Но, но, но, Рогволд, старина, я же пошутил! Ты что, мы же с тобой десять лет в одном обозе груши околачивали. Вы посмотрите на него, это мой друг, Смурной Пень, — он обратился к двум солдатам, которые при первых признаках перемены настроения, вытянулись, как будто проглотили армейский штык. При этом, они, однако, не перестали играть в карты.
