Соединенные Штаты еще больше осложнили положение Пакистана. Встревоженная тем, что оружие, поставленное для защиты от коммунистической угрозы, применяется против Индии, администрация Джонсона наложила эмбарго на поставки оружия на весь субконтинент. Но Индия получала оружие еще и от Советского Союза. Несмотря на такое неравенство, наши солдаты настолько успешно сражались вплоть до объявленного Объединенными Нациями 23 сентября прекращения огня, что отбили нападение Индии и захватили больше территории, чем потеряли. Настроение в стране царило приподнятое.
Волна воодушевления быстро спала. Во время мирных переговоров, которые велись в южном российском городе Ташкенте, президент Айюб Хан потерял все, что мы завоевали на поле боя. По Ташкентскому соглашению обе стороны отводили войска на исходные позиции. Возмущенный отец подал в отставку с поста министра иностранных дел. Когда индийский премьер-министр Лал Бахадур Шастри умер от инфаркта на следующий день после подписания договора, отец желчно заметил, что, должно быть, не перенес счастья.
Когда стали известны итоги переговоров, в провинциях Пенджаб и Синд вспыхнули демонстрации. Полиция применила силу, проявляла жестокость, но демонстрации продолжались. И жизни всех Бхутто претерпели необратимые изменения.
В июне 1966 года Айюб принял наконец отставку отца. Трения между ними стали очевидными для всех, позиция отца как политического лидера укреплялась, его популярность росла. Когда мы с отцом в последний раз ехали домой в Ларкану в его вагоне министра иностранных дел, нас встречали и сопровождали толпы, возбужденные люди бежали рядом с поездом, цеплялись за поручни и подножки, пытались проехать с нами. «Фахр-и-Азия зиндабад! Да здравствует гордость Азии!» Народ лез на крышу вагона, на крыши станционных и выстроенных вдоль железной дорога зданий, бежал по кровлям. «Бхутто зиндабад! Да здравствует Бхутто!»
Помню свой испуг, когда в Лахоре отец покинул поезд, чтобы встретиться с губернатором Пенджаба. Кто-то крикнул: «Кровь на рубашке мистера Бхутто!» Сердце мое замерло. Наконец из толпы показался отец, улыбающийся и помахивающий рукой. Рубашка его порвана, но на теле лишь маленькая царапина. Галстук отсутствует. Позже я слышала, что галстук его ушел с молотка за тысячи рупий. Когда он вернулся в вагон, толпа принялась раскачивать поезд, и я думала, что они столкнут нас с рельсов.
Мы вернулись домой, но от политики не оторвались. «Холодная война» и «эмбарго на поставки оружия» прочно вписались в наш детский словарь малопонятными колючими включениями. Со слушаниями, конференциями, результатами круглых столов мы сжились так же, как другие дети с результатами кубка мира по крикету. Но после разрыва отца с Айюб Ханом в 1966 году на первый план вышли «гражданские свободы» и «демократия», для большинства пакистанцев понятия мифические, ибо при Айюб Хане участие граждан в политической жизни сводилось к немногим зачаточным проявлениям активности. Такое положение существовало до основания моим отцом Пакистанской народной партии в 1967 году.
