Дочь Востока. Автобиография | страница 11



— Йа Аллах! Йа Аллах! Сахиб! Они убили его! — завопил он, неожиданно схватил канистру с бензином и облил себя. С помощью выскочившей на крик матери, мы остановили его.

Несмотря на предельную ясность ситуации, я все еще не могла себе представить, что отец погиб. Не могла осознать, что Зульфикар Али Бхутто, первый премьер-министр, избранный народом в ходе демократических выборов, мертв. Вместо жестокого генеральского режима, царившего в Пакистане с момента рождения государства, с 1947 года, отец мой ввел демократию. Там, где веками люди зависели от прихотей вождей племен и кланов, землевладельцев, он установил конституционное правление. При нем приняли первую конституцию, гарантирующую судебную защиту и гражданские права. Отец мой гарантировал парламентскую систему, гражданское правление и регулярные выборы каждые пять лет.

Нет. Не может быть. «Джайе Бхутто! — Да здравствует Бхутто!» — раздавалось из миллионов глоток, когда он посещал города и отдаленные деревни. Когда Пакистанская народная партия победила на выборах, отец инициировал программу модернизации, в ходе которой землей, которой веками владели немногие феодалы, наделили бедняков. Обучали неграмотных, национализировали промышленные предприятия, гарантировали минимальную заработную плату, защиту прав трудящихся, запретили дискриминацию женщин и меньшинств. Шесть лет его правления принесли в страну свет, рассеявший мрак столетий.

Но на заре 5 июля 1977 года…

Зия уль-Хак. Под личиной лояльного начальника штаба армии скрывался изменник, среди ночи поднявший войска, чтобы свергнуть гражданское правительство моего отца и силой подчинить страну. Зия уль-Хак, которому не удалось сокрушить отца, несмотря на все пушки и слезоточивый газ, несмотря на военное положение, которому не удалось сломить дух моего отца даже в камере смертника. Зия уль-Хак, пославший моего отца на смерть. Зия уль-Хак. Генерал, жестоко подавлявший страну в течение долгих девяти лет.

Я застыла перед неловко переминавшимся с ноги на ногу посланцем из тюрьмы. Стояла, прижимая к себе маленький сверток — все, что осталось от моего отца. От одежды еще исходил запах одеколона. «Шалимар». Невольно вспомнила Катлин Кеннеди, носившую в Редклиффе парку своего отца, уже через много лет после смерти сенатора. Наши семьи часто сравнивали в политическом аспекте. А теперь появилась еще одно ужасное связующее звено. Этой ночью и еще много раз после этого я тоже старалась удержать отца рядом. Его рубашку я клала себе под подушку.