Глава 1. Единственная жизнь
– …А заливное из краба здесь очень даже ничего. Его можно подать отдельно каждому гостю. Да, Светлана?
Света внутренне поморщилась: ей ужасно не нравилось, когда мама называла её Светланой. Не кто-то другой, а именно мама. Тем более – на людях. Тем более – вот так, не отрывая от меню томного, изучающего взгляда.
Девушка чуть поджала губы, привычно перетерпев пробежавшую внутри неё волну глухого недовольства. В конце концов, мама не виновата в том, что её вроде бы уже взрослая дочь никак не может сподобиться на простую, казалось бы, просьбу. Например: «Не зови меня, пожалуйста, Светланой. Лучше просто Светой…»
– …Ну и немного сёмги тоже не помешает – нарезкой, разумеется. Как считаешь?
– Да, конечно… – рассеянно кивнула Света.
А могла бы и вообще промолчать. Поскольку подобные мамины вопросы были не более чем пустой формальностью. Которая, вероятно, должна была создавать видимость того, что Виктория Юрьевна Белы́х, принимая те или иные решения, к мнению дочери хоть и изредка, но всё же прислушивается.
– Хорошо, теперь – мясные закуски. Что порекомендуете, Валентина? – с нажимом на имя спросила Виктория Юрьевна. Её глаза продолжали скользить по бледно-жёлтым страницам из дорогой фактурной бумаги.
– Нарезку из мраморной говядины, – с готовностью отозвалась администратор. – Она всем очень нравится!
Валентина была плотно сбитой женщиной, чуть за сорок, с короткими, покрашенными в иссиня-чёрный цвет волосами, острым подбородком и командным, с хрипотцой, голосом. Такой, наверное, и полагается быть администратору дорогого и статусного ресторана, в котором едва ли не каждый день трапезничают местные и заезжие шишки.
В самом начале их встречи Валентине, похоже, пришлось не по нраву чересчур властное поведение требовательной клиентки. И бывалая труженица ресторанной индустрии решила взбрыкнуть и показать, что она сама не лыком шита.
Зря. На своё место она была поставлена немедленно и в предельно жёсткой манере. Так что теперь держалась вполне себе кротко – за исключением того, что в серо-зелёных глазах нет-нет да и вспыхивали искорки злобного непокорства.
