Отоспавшись, уже днём, решил приступить к «основной» задаче. Подозвал прапорщика и прямо спросил его на счёт наличия возможных запасов мяса кабанов или изюбров. Штыков, побледнел, ведь до этого только политотдел такие вопросы задавал. А тут контрразведка в лоб интересуется запретной темой. Однако, собравшись с духом, он на выдохе ответил: «Что Вы, товарищ старший лейтенант! После очередного строгого выговора я и карабин-то давно не доставал. Какие кабаны?». Тут-то до меня дошёл смысл слов доверенного лица о том, что Штыков зарезал, а не застрелил пять кабанов. Усмехнувшись, я тихо сказал: «Так ведь для охоты и кинжал или нож могут сгодиться». Сглотнув слюну и отведя глаза в сторону, Штыков что-то пробурчал в ответ, а я попросил его пройтись по двору заставы для просмотра, вверенного ему хозяйства. Зашли на собачий питомник — порядок. В коровнике тоже всё ухожено. Подходим к конюшне. И здесь старшина чуток задёргался, а когда я вышел через тыльные ворота конюшни и спросил его: «А куда ведёт эта тропинка? На сопку?», прапорщика чуть удар не хватил. Обмякнув, он тихо сказал: «Александр Михайлович. Не губите. Всё понял. Сколько надо пакетов? Шесть? К Вашему отъезду я приготовлю». Уже во время обеда, сидя с ним за столом, я поинтересовался его необычным методом ведения охоты. Попросил его, заверив в сохранении тайны, рассказать детали такой то ли охоты, то ли гладиаторской бойни. Штыков оживился и красочно описал удивительное действо.
Поздней осенью и ранней зимой, пока в тайге нет или мало снега, а кабаны набрали свой максимальный жиро-вес, Штыков выходил вместе со страхующим его солдатом, вооружённым автоматом, на «дело». Экипировка у прапорщика максимально облегчённая для длительного преследования кабана, а в руках острый как бритва большой кинжал. Главную роль в этой охоте, конечно, играли его собаки, нутром понимающие жизненно важную задачу добычи мяса для личного состава заставы, а главное для себя. Зная свой приграничный участок, Штыков заранее прикармливал несколько мест в лощинах между сопками, приучив кабанов, да и изюбров, постоянно туда наведываться. А дальше дело техники. Выйдя на кабана, или даже на их стаю, вожак собак выбирал, наверное, со слюной в пасти, наиболее мощного хряка. Десять псов отбивали его от стаи и преследовали, кусая за ноги и бока, пока тот не изнемогал в бессилии и не мог дальше бежать. Осев на зад, с трудом отмахиваясь огромными клыками от рвущих его псов, кабан хрипло ревел, пытаясь отдышаться и вновь пуститься наутёк. Вожак тут же подавал условный знак прапорщику. Конечно, не запускал ракету, а громко лаял. Штыков подбегал к месту «битвы», но в первый раз, как правило, кабан, узрев главного своего врага, из последних сил вновь бежал дальше. Во второй, а иногда и в третий раз, когда псы его осаживали, не имея сил больше сопротивляться, хряк думал, наверное, только об одном: «Скорее бы вся эта травля кончалась». Ну, а дальше, идя навстречу мыслям-пожеланиям кабана, Штыков подходил к нему с боку и как обыкновенной домашней свинье, ловко, одним движением кинжала, прекращал его мучения. Надо ли говорить о том, какой выносливостью, самообладанием и смелостью необходимо было обладать старшине заставы, чтобы совершать такие марафонские забеги в тайге? Да и подойти вплотную к вепрю с огромными клыками тоже не для слабонервных, а для мужественных мужиков.
