— У вас быстрый темп.
— За магистра признали мою выпускную работу из гимназии. Диссертацию написал под руководством профессора Виктора Стеффена. Работа носит латинское название.
— Ладно, — прервал Баньяк. — Для меня важно, что ты знаешь латынь. Переведи мне это тут, на месте. — Бросил ему карточку из папки от Фридмана. — И не пытайся притворяться, если хочешь на самом деле остаться в пястовском Вроцлаве и работать для социалистического государства. У тебя есть теперь возможность что-то для него сделать.
Хартнер посмотрел на карточку и через несколько секунд сказал:
— Это Нагорная Проповедь в латинской версии из Евангелия, похоже, слова святого Матфея «Блаженны нищие духом, блаженны кроткие…» et cetera.
— Представь мне этот перевод в письменной форме, — буркнул Баньяк, рассерженный тем, что образованные люди так много говорят на латыни, что, по его мнению, приближало их к попам и отдаляло от правдивой, материалистической картины мира.
— Не переведу так, как есть в польском переводе Библии. Но переведу это дословно.
— Так переводи и не говори!
Хартнер окунул перо в чернила и заскрипел им по бумаге плохого качества. Красивая исламская каллиграфия искажалась в темных заводях, перо натыкалось на кусочки древесины, выступающие из шероховатой поверхности, чтобы в конце пробить отвратительную бумагу и поставить звезду у чернильных берегов, там, где должна быть последняя точка.
Баньяк с нетерпением заглянул собеседнику через плечо и читал библейские благословения, которыми Христос одарил на Горе свой народ: «Блаженны нищие духом, ибо их есть царство небесное, блаженны кроткие, ибо что они возьмут землю в собственность, блаженны плачущие, ибо они утешатся, блаженны те, кто алчет и жаждет праведности, ибо они насытятся, блаженны милосердные, ибо они сами испытают милосердие, блаженны чистые сердцем, ибо что они увидят Бога, блаженны добивающейся мира, ибо они будут наречены сынами Божиими, блаженны изгнанные за правду, ибо их есть царство небесное, блаженны вы, когда будут вас поносить и вас преследовать, и против вас говорить все злое, лгать из-за меня».
Баньяк перестал двигать губами, что — как догадался Хартнер — означало конец чтения.
— Спасибо вам, Хартнер. — Капитан перешел с «ты» на «вы», что должно быть для ученого не просто наградой.
— Это все? — спросил он с радостью, представляя себе изумление Фридмана, когда тот увидит перевод латинского текста.
— К сожалению, не все, — Хартнер потер ладонью лысеющий затылок. — Тут есть еще текст, написанный той же рукой, но довольно небрежно и, вероятно, в большой спешке. Поэтому трудно читаемый. — Филолог откинулся вместе с креслом и внимательно посмотрел на своего собеседника. — Гражданин капитан, если вы хотите, чтобы я точно перевел, нужно знать контекст и обстоятельства.
