Доктор Лазариус и капитан Мок стояли чуть поодаль и наблюдали без слов откапывание недавно насыпанной могилы, рядом с которой лежал крест с надписью: «Берта Флогнер 1928–1945 R. I. P.».
Ветер хлестал дождем по кладбищенским тополям, по кожаному плащу капитана Мока, по старому котелку доктора Лазариуса, лился по недалекой покатой крыше кладбищенской часовне, забарабанил, наконец, о деревянный гроб, который в те времена, когда людей хоронили в мешках, был настоящей роскошью.
Двое могильщиков откопали гроб из могилы.
Один из них со скрежетом вставил небольшую лопату в щель между крышкой гроба и его основной частью, называемой в просторечии лежанкой. Один из гробовщиков вытащил гвозди из крышки, а другой сдвинул ее по лежанке так, что она обнажила верхнюю и нижнюю части тела мертвой.
Мок и Лазариус подошли к гробу. Дождь лился по синему лицу Берты Флогнер, проникал в ее ушные раковины, на которых отмершая кожа шелушилась, а кожа зелено-синяя, он хлестал по ее цветастому платью из перкаля и левой руке с почерневшими ногтями. Лазариус взял ее за правую руку и поднял рукав. Мок вынул из кармана небольшой сверток и во второй раз в этот день их развивали.
Лазариус вытащил из кухонного полотенца отрезанную руку и приложил ее к суставу.
Через несколько секунд он взглянул на Мока и кивнул. С полей котелка потекла вода в гроб.
— Подходит, это ее рука, — сказал Лазариус, положил отрезанную руку в гроб рядом с головой девушки и подошел к Моку.
— У вас есть сигара, герр криминальдиректор?
— К сожалению, у меня только папиросы. — Мок удивился, услышав свой последний полицейский титул, который получил, когда в 1934 году стал главой Комиссии Убийств Президиума Полиции в Бреслау. — Но есть тоже что-то получше в коляске мотоцикла.
По размокшей от дождя улице среди вязов двинулись нога в ногу.
— Эй! — крикнул один из могильщиков. — А наша плата?
Мок обернулся и вручил могильщику две бутылки водки и завернутую в газету горсть папирос. Могильщик передал часть оплаты коллеге. Тот с удвоенной энергией начал закрывать крышку гроба. Потом схватил молоток. Сделал замах, но не ударил.
Его рука была неподвижна.
Старый капитан с обожженным лицом держал ее в сильном захвате.
— Что ты сделал с рукой, которую я тебе дал? — спросил он, не отпуская руки могильщика.
— Ничего, — ответил могильщик и вырвался из объятий Мока. — Там, внутри.
— Идиот, — тихо сказал Мок. — А ты хочешь, чтобы твоя лапа, когда тебе ее отрежут, лежала где-то около твоей морды, а не на своем месте?
