Так по какому же делу брак?
Молчание в кабинете стало тягостным. Наконец прокурор сказал Захожему:
— Вы можете идти. И к делу прошу не подключаться. Вы слышите? — он опять чуть повысил голос: — Никакого вмешательства — ни здесь, в прокуратуре, ни на станции технического обслуживания!
’’Взятка на СТОА”, — догадалась я. Вот какое дело возвращено на дополнительное расследование. Что же там? Дело связано с арестом, и сомнений у Захожего не вызывало — вот и все, что я знала о нем. Конечно, доследование — всегда ЧП, всегда разбор и разнос, однако же Буйнов сейчас явно выходит из обычных рамок.
Все это настораживало, беспокоило. "Везет мне”, — уныло подумала я. Доследовать всегда сложнее, чем идти по свежим следам, — знаю по опыту.
Захожий не прощаясь вышел. Черная прядка волос опять упала на лоб, но он ее не поправил.
Прокурор положил на полированную тумбу дело в уже потрепанной обложке.
— Вот, — тихо сказал он, — придется тебе, Наталья, разбираться. Кто тут прав, кто виноват? С первого раза, как видишь, не поняли.
Когда Буйнов обращался ко мне вот так неофициально, по имени, я знала — он ждет от меня полной, что называется, выкладки. Доверяет. Надеется. На меня надеется. Кому как, а мне это нравилось. Старый, опытный прокурор был со мной на равных — приятно. Хоть меня тоже новичком не назовешь — работаю следователем уже семь лет, и пять из них прошли рядом с Буйновым. Сколько раз он помогал мне советами, да и делами, сколько уроков преподал, сколько распутали вместе уловок бывалых и опытных подследственных.
Не представляю себе нашу прокуратуру без приземистой невысокой фигуры Василия Семеновича в синем форменном мундире. Бритая крупная голова, кустистые седоватые брови над внимательными серыми глазами — таков был наш прокурор. Мы любили его и побаивались: был он вежливым и тихоголосым, но слова для нас находил, как говорится, доходчивые.
Сейчас Буйнов говорил со мной спокойно и доверительно.
— Вкратце тебе расскажу, что случилось. Не справился Захожий с делом…
— На нем лица нет, — попыталась я защитить товарища.
— Не жалей его, не жалей, — поморщился прокурор, — : он мало того, что дело запортачил, еще и в амбицию ударился. А в нашем положении да с нашими прокурорскими правами — амбиция самое последнее дело. Понимаешь, Наталья, — Буйнов показал на дело, которое лежало передо мной, — в тех корочках целая жизнь, судьба, да еще и не одна, возможно. Раз тебе большие права даны, об обязанностях не забудь — чужую судьбу ломать никому не позволено.
