Я не поняла вначале, что случилось. Открылась вдруг дверь кабинета, показалась длинная рука Волны, придерживавшая дверь, послышался его необычно суровый голос:
— Прошу вас, входите, входите. Что же так, под дверью стоять? И откуда-то из-под руки капитана появился смущенный донельзя Паршин.
— В чем дело? — спросила я, обращаясь к юрисконсульту.
Паршин молчал, за него ответил Антон:
— Да вот, товарищ стоит под дверью своего кабинета, а войти не решается.
Паршин обрел дар речи:
— Мне срочно нужна одна бумага…
— Так возьмите, — сказала я.
Юрисконсульт порылся в столе, нашел какую-то папочку, пробормотал: "Извините” и выскочил из кабинета.
На мой вопросительный взгляд капитан ответил:
— Слишком долго он войти не решался. Пришлось помочь, — и развел руками.
Вмешался Иванцов:
— Интересуется он мной, а не бумажкой.
— Знает кошка, чье мясо съела? — спросил Антон Иванцова.
Тот серьезно ответил:
— Знает эта кошка, знают и другие.
Капитан остался в кабинете, и мы долго беседовали с Иванцовым. Волна задумчиво кивал головой, а я записывала показания Иванцова и сердилась: он проливал свет на такие вещи, которые подлежали проверке в первую очередь, но проверены не были.
Прощаясь, Антон пожал руку охранника:
— Ну что, отец, повоюем?
— Повоюем, — ответил тот вполне серьезно, — есть у нас кому воевать и с кем тоже.
Когда мы остались одни, Антон сказал:
— Без ревизии, видишь, не обойтись. Приезд сюда Радомского окончательно раскрыл карты. Те, кому надо, догадались о предстоящей проверке — теперь держи ухо востро. Чую, события будут разворачиваться. Пример тому — Паршин. Ведь он под дверью-то подслушивал! Поймал я его прямо на месте, так сказать, преступления! Зачем ему это?
— Вопрос не из легких. Зачем?
Антон помолчал. Затем энергично хлопнул рукой по столу, поднялся:
— Выясним! Я пошел, а у тебя есть пара часов — допрашивай. Народ предупрежден, будет подходить.
Я продолжала допросы. По-разному говорили люди о главном инженере: осторожно, с неприязнью, с открытой симпатией — мнения, конечно, расходились. И порядки на "Радуге” тоже оценивали по-разному. И все же подтверждалась правота Антона: без глубокой проверки СТОА судить о вине Гулина нельзя. С одной стороны, возможность получения им взяток была, но с другой — получал взятки он или кто-то другой? Тогда кто? И почему именно Гулин обвинен? И при чем здесь эти женщины, потерпевшие? Ах, сколько у меня было вопросов, сколько вопросов!
Когда-то я получу на них ответы?
