— Это, правда, был взрыв? — спросила Валя, поджигая хворост. — Я услышала очень сильный хлопок, и потом чуть дрогнула земля.
Тоненько закурился над костром дымок, загудело, раздуваемое ветром, пламя в наломанных валежинах, сложенных игрушечным колодцем.
— Да, это был, судя по всему, настоящий взрыв, — ответил Дягилев, помогая дочери навесить на тонкую прокопченную лесину котелки с водой.
— Я никогда не видел, какие бывают взрывы, — сказал тихим голосом, полным отчаянной безнадежности, Андрей.
— После ужина можем посмотреть, как строят карьер, — усмехнулся Дягилев, и мальчик просиял, оглянулся на мать счастливыми глазами. И Люба тоже вся осветилась, так она любила сына, сочувствовала всегда ему и разделяла с ним вместе его радости и огорчения.
Моторная лодка стремительно прошла рядом с берегом, оставляя за собой пенный след. На легкой волне она выпрыгивала из воды и мгновеньями летела по воздуху, вновь касалась воды и отталкивалась от нее желтым пластмассовым днищем и лопастями моторчика, гудевшего с надрывом. И создалось впечатление, что лодка не скользит по поверхности водохранилища, а скачет, и скольжения не получается из-за чрезмерного желания рулевого двигаться как можно скорей.
«Чуть-чуть надо ослабить силу мотора — и скорость возрастет, — подумал Дягилев, — ведь речной винт на воздухе работает вхолостую».
Лодка скрылась за высоким береговым выступом, и напоминало уже о ней только угасающее шмелиное гудение да розовый, дымчатый след в обеспокоенной воде.
Дягилев всмотрелся в него и понял, что вода отражала небо, на котором теснились неподвижные, просто удивительной красоты розовые облака.
Конечно. Да, конечно, их окрашивало так солнце — далеко в глубине неба перемешивались его лучи и ветра, и этот свет сейчас пронизывал облака и предсказывал погоду на завтра.
Розовой была на водохранилище вода.
И прекрасным — необыкновенное зрелище.
— Смотрите! Смотрите, какое на воде чудо! — тихо сказала Люба, голос у нее зазвенел, и слезы выступили на глазах от сильно пережитого, радостного чувства.
Облака сдвинулись, поплыли медленно-медленно, и розовая гладь на воде тотчас раздробилась на бесчисленные пятна. При движении — теперь уже отражалось каждое большое и малое облако, в нежную окраску розового отражения добавилась неожиданно кровавая киноварь и сразу же растворилась. Но Дягилев увидел, как вспыхнули и погасли кровавые пятна.
— Это всего-навсего отражаются облака, — сказал он, поежившись от легкого прикосновения ветра, поражаясь возникшему неожиданно цвету, и вернулся к костру, о котором все забыли.
