Через некоторое время – не знаю, сколько времени прошло – я взял себя в руки и ответил. Я попытался заговорить в трубку, но обнаружил, что могу говорить только тем же тихим голосом, что и раньше. «Как же так, – спросил я, – если поначалу я мог слышать вас только из-за особого состояния, в котором тогда находился, то почему я могу слышать и сейчас?» Как я ни старался, я не мог говорить громче, и в конце концов я отказался от этой попытки и сидел, удрученный своим бессилием. Пока я сидел, склонив голову, голос заговорил – он ответил мне! Я был поражен тем, что столь низкий тон моего голоса оказался столь действенным.
«Потому что вы все еще находитесь в особом состоянии, как вы это называете, – сказал голос, – то есть под моим гипнотическим контролем, который я установил во время нашей первой беседы. Именно в соответствии с моим предложением вы пришли на эту встречу и теперь можете говорить со мной только тихим голосом. С другими вы сможете говорить так громко, как только пожелаете. Хотя ваше сознание сейчас бодрствует и вы не чувствуете контроля, оно все же доведено до совершенства, что доказывает ваша потеря голоса. Я приказал сделать это отчасти для того, чтобы иметь необходимые доказательства, а отчасти, чтобы наш разговор был конфиденциальным. Так никто из ваших собратьев не может вас слышать, и только вы, конечно, можете слышать меня».
«А как же тогда другие будут с вами разговаривать?»
«Сначала через вас, а потом, я надеюсь, прямо – вы увидите, как, когда придет время».
«Но мне никто не поверит. Все будут думать, что я сошел с ума, а не предполагать, что человеческий голос донесся до меня с такого расстояния».
«Никаких затруднений не будет. Во время этой или последующих бесед будет много тем для обсуждения. По вашим заметкам будет ясно, что они исходили не от вас. Но не говорите человеческий голос – вы не должны думать, что я хоть в малейшей степени человек».
Станция Х говорит с Венерой
«КТО ЖЕ ВЫ тогда?» – спросил я, и, дорогая Мэй, ты даже не представляешь, какая ужасная дрожь была у меня у меня в голосе, когда я задавал этот вопрос, и как по спине у меня побежали мурашки. Я уже немного привык к звенящему музыкальному голосу и, привлеченный им, как мне кажется, совершенно бессознательно начал представлять себе человека, говорящего со мной из другого мира, причем представлял я его себе не без симпатии. Но теперь все это чувство мгновенно исчезло – не осталось ничего, кроме ощущения отвратительной сверхъестественности всего происходящего.
