Пришельцы ниоткуда | страница 5
— И однако, — добавил Бушар, — должен сказать вам, что в ту ночь, когда пресловутые черти, как говорят, исчезли, я сам видел в небе над Руффиньяком столб зеленого пламени.
Сама по себе эта история была ничем не примечательна — мы то и дело слышим десятки подобных рассказов, — но я почему-то мысленно связал ее со странностями Клера.
Когда я вернулся, Клер выглядел уже гораздо более спокойным, словно после долгих колебаний принял наконец определенное решение. Стол в столовой был накрыт на троих.
— Ты что, ждешь еще кого-то? — заметил я.
— Нет, но я намерен представить тебя моей жене.
— Твоей жене? Так ты женился?
А про себя подумал: «Так вот что это за силуэт!»
— Официально мы еще не женаты. Но за этим дело не станет… Вот только документы получим. Ульна — иностранка.
На мгновение он замялся.
— Она — скандинавка. Финка. Так что предупреждаю: по-французски она говорит еще очень плохо.
— Стало быть, ты говоришь по-фински? Вот так новость!
— Я выучил этот язык в прошлом году, во время путешествия по Финляндии. Пробыл там десять месяцев. Я думал, что писал тебе.
— Да нет, не писал… Но я всегда почему-то думал, что финский язык очень трудный…
— Так оно и есть. Однако, знаешь ли, славянская кровь… — И он громко позвал: — Ульна!
Вошла странная худощавая девушка: высокая, с бледно-золотыми волосами, глазами неопределенного цвета — нельзя было сказать, серые они, голубые или зеленые, — и правильными чертами лица. Очень красивая, но в ней было что-то необычное, хотя я не мог понять, что именно. Возможно, золотистая кожа, так резко контрастирующая со светлыми волосами? Или неправдоподобно маленький рот? Или чрезвычайно большие глаза? Или все вместе?
Она грациозно поклонилась и протянула мне руку, которая показалась мне необычайно длинной, а затем очень низким, но певучим голосом произнесла несколько слов.
За столом я сидел напротив нее. Чем дольше я за ней наблюдал, тем больше мне становилось не по себе. С ножом и вилкой она управлялась весьма ловко, но без бессознательного автоматизма, который вырабатывается многолетней привычкой.
На протяжении ужина я в основном молчал — за всех говорил Клер. Старушка Мадлен была редкостной поварихой даже для этого края, где хороших кухарок — пруд пруди. Мой друг практически опустошил свой винный погреб, но я заметил, что Ульна ела очень мало и совсем не пила — в отличие от доктора, да и, должен признать, от меня самого.
К концу ужина мне все же удалось совладать со сковывавшим, буквально парализовывавшим меня смущением. Ульна все время молчала, но время от времени смотрела Клеру прямо в глаза, и у меня даже возникло странное впечатление, что так, посредством взглядов, они обмениваются — и вовсе не чувствами, а мыслями.