Она знает все это, но он хочет дать ей время, чтобы подготовить следующую фразу. Надо признаться, что и ему придется кстати небольшая передышка. Ему нужно обдумать, чего она собирается добиться. Она упирается локтями в колени, опустив подбородок на ладони, и задумчиво смотрит на струящуюся воду фонтана. С мимолетным сожалением Эгон пытается представить, что она думает, глядя на это вечное движение. Воссоздает ли она в своем воображении с помощью послушных ей чувств тончайшую и гармоничную структуру, которая создает для нее более всеохватывающую, более богатую, наконец, более верную картину мира?
— Что бы вы делали, если бы Мост остановился? А если бы его не было вообще?
Он старается не показать свое удивление — атака с этой стороны оказалась для него неожиданной:
— Если Мост перестанет действовать, я останусь здесь, по крайней мере, на некоторое время. У меня еще много дел в архиве. Но если бы его не было … Меня здесь не было бы вообще.
— И где бы вы были? Кем бы вы стали?
Она его удивляет — такие прямые вопросы личного характера!
— Я жил бы в Нью-Бедфорде на востоке Конфедерации северян и занимался бы продажей яхт, как мой отец.
Теперь, похоже, ее очередь удивляться:
— Здесь? На этой Земле? Так вы… вы не Путешественник?
Неужели она не знала этого? Быстро прокрутив в памяти их беседы и его монологи, он соображает, что действительно никогда не говорил, что никогда не путешествовал. Да, он сказал, что отказался от Путешествия. Очевидно, она никого не расспрашивала о нем, и никто из сотрудников Центра ничего не говорил ей о нем, раз она об этом не спрашивала. Естественно, она считала, что он относится к клану Путешественников.
Нужно ли ей, чтобы он был Путешественником?
Он внимательно следит за ней, произнося фразу:
— Нет, я отказался от Путешествия, когда был еще стажером.
Она потрясена, разочарована или удовлетворена? Когда она снова поднимает глаза, ее лицо не выражает ничего, кроме внимания:
— Почему?
Этот вопрос немного раздражает Эгона. Он был задан так, словно она имеет право на ответ, словно она имеет права на него. Потом он признает, заставляя себя отнестись к ситуации с иронией, что оказался в ловушке своей собственной стратегии: он говорил ей о себе, чтобы вызвать ее на ответную откровенность, в то время, как она ничего не требовала от него. А теперь она просит его продолжать рассказ. Должен ли он будет рассказать о Талите? Но разве можно не рассказать ей о Талите?
