Парень, представившийся Торесом, остался с Элом. Показал и как тарелки мыть, что бы ни бились, и что нужно сначала объедки и остатки счищать, и сами тарелки под струёй воды ополаскивать, а уже потом в чан для мытья складывать. Уже на повороте к корпусу, когда два парня прощались Торес вдруг спросил:
— Ты меня так и не узнал? — всё так же с улыбкой рассматривая лиса, спросил парень.
— Если честно, то нет, хоть и пытался вспомнить весь вечер. Мы, наверное, на первом курсе пересекались, да? — не стал юлить лис.
— Нет, в прошлом году мы пересеклись. Прям перед самыми каникулами. — Рассмеялся парень. — Я, правда, тогда вдвое больше был. Теперь вспомнил?
— Подожди, так ты тот парень, которого… Которого я бегать заставил? Так зачем ты мне помогал тогда? — удивился Эл.
— Ну, а что я, по-твоему, должен был делать? Дальше смотреть или насмехаться, как твои дружки? Ну и чем тогда я буду лучше тех высокомерных засранцев, что пользуясь свой силой, загоняли бедного толстяка до потери сознания? Невелика помощь, показать и подсказать неумехе абсолютно обыденные вещи, — развел руками Торес. — Ну, откуда бы тебе, родившемуся с золотой ложкой в пасти, знать как посуду мыть?
— Знаешь, я бы после такой шутки, точно помогать не пошёл бы, поэтому и удивляюсь. — Честно ответил Эл.
— Ага. А ещё б запомнил на всю жизнь, а потом когда обидевший во время обучения следак пришёл бы за экспертизой, я б ему уж отомстил! Результаты экспертизы бы запорол или не дал бы! — уже не скрываясь, смеялся парень, — и пусть преступники спокойно себе дальше свои дела делают, пока мы детские обидки порешаем. Мне ваша шутка только пользу принесла. Вон, даже и не узнаёшь. А насмешки… Сегодня вы, а завтра над вами, недотёпами.
— Ну да, узнать тебя и вправду тяжело, ты где-то половину себя потерял! — сказал, потому что больше не знал, что сказать. — Бегал что ли всё лето?
— Бегал. Не знаю как объяснить… Но пока в целительской лежал, так мне обидно за себя стало. Я ведь не дурак, не урод… Что ж я такой… Не такой. У меня ведь дома бабушка, мама, тётя и сестра старшая. Я ж у них единственный, на меня одна надежда. А какая из меня надежда? Если каждый сынок богатого папы просто по настроению и желанию может заставить меня, как последнюю шавку бегать по кругу на потеху?
— Погоди! Это что, тебя мама с бабушкой растили? А отец твой где? — спросил Эл.
— Погиб, при исполнении, мне года три тогда было. Поэтому и я рвался сюда, чтоб как отец быть, чтоб мои мной гордились. — Тихо ответил парень. — Ладно. Дошли уже. Пока.
