Когда мы возвращаемся в базовый лагерь, бродячие актеры встречают нас пируэтами и плясками: в головокружительном вращении танца кажется, будто они вот-вот оторвутся от земли с легкостью и ловкостью, вступающими в противоречие с грубой фигурой и тяжелой одеждой. Временами создается впечатление, что странные вселившиеся в танцоров силы поднимают их на воздух и скручивают в страшных судорогах; двое музыкантов аккомпанируют актерам, ритмично ударяя в кимвалы и барабаны. Монотонная, глухая, неистовая музыка то прерывается неожиданными паузами, то яростно ускоряет ритм, словно демонические силы овладевают играющими и танцующими. Впрочем, под этим небом, среди людей, для которых сверхъестественное более реально, чем то, что можно увидеть и ощутить зрением и осязанием смертных, среди монастырей, где многоцветные процессии божеств символически изображают мистические духовные состояния, мы уже готовы были бессознательно повсюду подозревать невидимое присутствие неведомых сил. Как в религиозных танцах, так и в этих народных каждый жест и звук глубоко символичны.
Актеры надевают маски и верят в то, что во время танца они полностью сливаются с личностями представляемых персонажей, которые овладевают ими. Собравшийся вокруг люд смотрит с благоговейным восхищением тех, кто допущен к созерцанию сокровенных тайн.
Караван яков готов. Нандарам вместе со своими доверенными слугами принимает над ним командование: двое его людей из Гарбьянга, остальные четверо из Таклакота, – все они хорошо знают области, которые нам предстоит проходить, и не раз посещали район Манасаровара и Кайласа. Мы направляемся к северу, следуя руслу Мапчи, проходим через деревню Дойо[17] – слабая зелень полей посреди каменисто-желтой пустынной котловины. Я не захотел идти паломнической тропой, которая поднимается к перевалу Гурла; она ненамного короче, однако пересекает совершенно безлюдные районы. Мы же, напротив, встречаем небольшие караваны торговцев и земледельцев; белые домики с красными полосами под крышей – нота радости и жизни посреди унылой пустыни, которая нас окружает. Дорога приводит прямо к гробнице Зоравар Сингха, знаменитого полководца догра, который после завоевания Ладакха задумал безумную экспедицию с намерением разграбить Тибет и вывезти из Лхасы ее легендарные сокровища (1842 г.) [15].
На своем пути он оставил выжженную землю; храмы были разграблены и разрушены. Однако тибетцы терпеливо дождались момента возмездия. Наступила суровая зима; солдаты Зоравара стояли лагерем, пребывая в бездеятельности, страдая от голода и болезней. Именно тогда тибетцы разгромили и уничтожили эту армию. Зоравар пал в разгаре сражения, погибнув, как и жил, героем. Но враги проявили благородство по отношению к нему и захотели воздать почести его доблести: они рассекли грудь героя, съели его сердце, с тем чтобы исполниться его храбрости и достоинств, а над останками возвели огромный монумент, подобный чортенам, какие возводят в память о своих святых. Гробница, вся выкрашенная в красный цвет, кажется, до сих пор наблюдает за дорогой, по которой, под знаменем обманчивых надежд, злосчастный воитель привел своих людей. Почти забытый у себя на родине, он вошел под именем Сингха (льва) в легенду народа, бывшего его врагом, теперь же воспевающего захватчика как своего национального героя.
