Таинственная шкатулка | страница 2

Возвращаться домой всё равно было не с руки — от мамы жизни не будет, а бабка хоть и поворчит, но ухо к шапке пришьёт, и Володя направился к деду.

Баба Тоня, едва Володя перешагнул порог, тотчас узрела проруху, хотя внук и старался её скрыть, не огорчать с первой же минуты. Но баба Тоня такая: видит и сквозь землю. Глаза её все в окружении морщин, синенькие и зоркие, так и охватят Володю всего сразу, и ничего от них не скроется.

— Опять подрался?

Володя согласно кивает, потупившись.

— Опять с Помозовым?

Володя снова кивает.

— Ты начал? — строжает баба Тоня.

Тут Володя вскидывает голову:

— Он начал. Ну, а я…

— Оборонялся, значит, — баба Тоня смиряет свой гнев, берёт шапку, отряхивает с неё снег. Если внуку приходилось обороняться, то баба за это не ругала. Тут уж никуда не денешься. Иной раз даже и похвалит: оборонился, и молодец.

Шапка повешена над плитой — пусть сушится. Потом, когда подсохнет мех, баба Тоня живо прихватит ухо, как будто и не болталось оно на одной ниточке.

— А где деда? — спрашивает Володя.

— Припоздает сегодня Иван Иванович. Собрание у него. Со всего треста питания, сказывал, народ прибудет. А раз его дома нет, для меня это вроде отпуска — уйду к соседям повязать. Как твоя шапка высохнет, вернусь и пристрочу ухо.

Баба Тоня приметно взглянула на Володю, стараясь выведать, как он к этому отнесётся, может, домой запросится, но Володя не такой дурак, чтобы показать своё желание поскорее остаться одному. А может, баба просто его разыгрывает? Но нет, она привела Володю на кухню, где стоял такой приятный запах голубцов, что Володя чуть не подавился слюной.

Баба Тоня быстро собрала внуку поесть.

— Ну, я пошла, — сказала она, кутаясь в шаль, — а ты не балуйся, делай уроки. А то твоя мамка отвадит тебя ходить к нам.

И как только баба Тоня ушла, стукнув в сенях дверью, Володя забыл и про голубцы и про кашу — не много у него было вечеров, когда он один на один оставался с дедушкиной таинственной шкатулкой, которую ему не разрешалось трогать, а тем более — открывать. Но сколько же можно терпеть загадку? Да и как он может дальше жить, если шкатулка у него из головы не выходит?

Он снял шкатулку с буфета и, прежде чем поставить на стол, встряхнул её: внутри что-то зашуршало, а потом зазвякало… тоненько и жалобно.

Шкатулка была лёгонькой, вырезанной из липы. С высокой островерхой крышкой. Она походила на домик сказочных гномов, только без окошек и дверей. На одной из стенок по низу выжжено: «Ивану Ивановичу Артюхову в день 50-летия от сослуживцев и товарищей». Ни замка, ни шарниров у шкатулки не было. Была одна-единственная дырочка в донышке, такая маленькая, что в неё не входил никакой ключик, даже от бабушкиной швейной машины. Как же открыть шкатулку и узнать её тайну? Володя долго вертел шкатулку, ставил её то на бок, то на крышку, то просовывал в дырку стальную вязальную спицу — ничего не получалось. Он совсем было отчаялся, как случилось чудо — шкатулка открылась. Как это получилось, Володя не знал и поначалу не обрадовался, а испугался. Когда прошёл испуг, он осмотрел крышку: как, оказывается, всё просто. Надави крышку и чуть подвинь, вот и всё! А что же в шкатулке? Он заглянул внутрь. На донышке, среди старых пожелтевших газетных вырезок, что-то блестело. Он запустил руку и вытащил сразу три бронзовые медали и одну белую серебряную.