И вот теперь я сдался. Опустил руки. Бросил все, чем когда-то жил, и превратился в бесцельно слоняющегося по Архаду бродягу, который всеми силами искал, звал и мысленно умолял собирателей забрать из этого мира мою несчастную душу.
Я думал, что только со мной жизнь обошлась несправедливо. Искренне верил, что нет большей боли, чем та, которую довелось испытать когда-то мне. И только оказавшись в Гоаре, досыта насмотревшись на таких же, если не больше, отчаявшихся людей, я со стыдом осознал, что даже сейчас, оказавшись на самом дне, эти люди, несмотря ни на что, продолжают бороться. С нищетой, с болезнями, с чужим равнодушием. Бороться если не ради себя, то хотя бы ради детей. Каждый день. Каждую ночь. За то, чтобы хоть у кого-то из них было достойное будущее.
Конечно, большинство выбирали для этого самые легкие пути – через кражу, чтобы быстро заполучить то, чем небо обделило его при рождении. Через насилие, в надежде, что оно поможет ощутить себя важнее и выше, чем он есть. Через боль, кровь, свое или чужое унижение и даже через смерть… Но, как бы лично я к этому ни относился, это все равно была борьба. Долгая, каждодневная, нелегкая борьба с собственной совестью и обстоятельствами. Нередко жестокая и кровавая, порой даже бесполезная. Но именно борьба – полная тягот и лишений жизнь, от которой я когда-то малодушно отказался.
К тому времени сил на борьбу с чем-то, кроме собственной немощи, у меня уже не осталось. Но, устыдившись своей трусости, я подумал, что мог бы помочь тем, кто так же слаб, но кому еще не все равно. Тем, кто еще способен, желает, стремится заполучить для себя что-то лучшее. И я делал это. Черпая в чужой вере и жажде жизни толику сил для того, чтобы рано утром в очередной раз открыть глаза, заставить себя встать и пойти делать то, на что я еще способен.
Наверное, кому-то покажутся смешными рассуждения о силе того, кто годами добровольно загонял себя под камень. Но в новой для себя жизни я совершил несколько поразительных открытий. И с удивлением обнаружил, что жизнь настолько непредсказуема и многогранна, что даже в самые черные ее дни, в самые тяжкие периоды и в самых темных ее уголках всегда есть место для света и тепла, дружбы и любви, а также для сочувствия и внезапно протянутой руки помощи от тех, от кого ты этого совсем не ждал.
Есть все же нечто сокровенное, когда ты видишь, как неисправимый вор, поддавшись порыву, вкладывает золотой в ладошку безутешной матери, только что похоронившей единственного сына. В том, как отводит руку убийца, когда обреченного отца с криком загораживает напуганный до полусмерти ребенок. И в том, как на крохотную долю мгновения даже в самой очерствевшей, окаменевшей и, казалось бы, уже навсегда потерянной для света душе возникает крохотное, жалкое, но порой так много значащее колебание…
