Когда-то он был безответно влюблён в первую красавицу школы, длинноногую грудастую Милку Мишину. Влюблён до беспамятства. И казалось, сильнее любить уже невозможно. Но вот он стоит напротив незнакомой девушки, а внутри него рушится целый мир.
Если бы ему было позволено придумать и создать воплоти свою возлюбленную, как Пигмалион сотворил свою Галатею, он бы с такой задачей не справился. Увяз бы в стереотипах и шаблонах, вылепил бы безжизненную копию своих и чужих фантазий. Или же так бы до бесконечности и творил: лепил и крушил, лепил и крушил, не в силах достичь Идеала. Потому как нет в природе Идеала, а есть только бесконечный путь к нему. И в тот момент Славка был готов остановиться. Насовсем. Бесповоротно. И теперь он точно знал, чего бы стоило слепить из волшебной глины, будь у него такая возможность. Не Идеал, но Любовь. Не математически выверенную статую, точностью расчёта убивающую всё, чему благоволит сердце, а реальную, живую, ни на кого не похожую. Её.
— Эй! Парень! Ты глухой?!
Оказалось, что она чего-то ему говорит.
— Что? — встрепенулся он.
— Ты не слышь-штоль? — девушка смешно склонила голову набок. — Я спрашиваю, ты тот… новенький?
— Наверное, тот, — Славка ладонью стёр с лица пот и пожал плечами. — Но, может, ещё какой-то есть… Не знаю.
— Не, пока нет, — девушка улыбнулась. — Я Чита.
— Слава, — улыбнулся в ответ Славка.
— Ну ладно… — взгляд её стрельнул вниз, потом снова на Славку, улыбка стала шире. — Мне нельзя тут с тобой… Побегу я. Ещё увидимся.
Она полыхнула юбкой и быстро пошла в сторону Дворца.
Славка смотрел ей вслед не в силах оторвать взгляда. И только когда её фигурка скрылась за зарослями акаций, он понял, что так развеселило эту девчонку — штаны его откровенно топорщились, выставляя все его бесстыдные переживания напоказ.
— А кто такая Чита? — поинтересовался он у Дядька позже. — Я её встретил тут…
— Добрая девчонка, — закивал старик. — Светлая.
Славка посмотрел удивлённо.
— Душой светлая, — усмехнулся в бороду Дядёк. — Самой малой радости открыта. Впускает её в себя, а выпускает уже радостью большей. Такой, что не только на неё одну хватает, но и на всех, кто рядом оказывается.
— А кто она?
— Вероники Егоровны раба. Как и ты. Двое вас у неё пока.
— Пока? — не понял Славка.
— Пока, — кивнул старик, но объяснять ничего не стал.
Всё оставшееся время работы Славка думал о ней, о Чите-невольнице. Эти мысли были похожи на неуловимых солнечных зайчиков. Они вспыхивали, озаряя душу томительной радостью, и снова исчезали, вспыхивали и исчезали.
