Однако холодно было нестерпимо. Григорий не представлял себе, как будет спать в этом морозильнике. "А я и не буду", - подумал он. И снял трубку, чтобы звонить Вере, хотя ещё два месяца назад, как раз когда выяснилось, что Клава беременна, дал себе слово никогда больше с Верой не встречаться. "Слово, - подумал он. - Честное слово. Глупость какая! Что я, мальчишка что ли, из-за какого-то слова простужаться в холодном номере?"
Вера была сотрудником краеведческого музея. Ей было тридцать шесть лет, и она жила одна. Вера обрадовалась Григорию. Она даже раздобыла где-то четвертинку. И музыку включила, какую-то классическую. Григорий музыки такой не понимал, но в качестве фона любил.
У Веры было тепло. А мороз был только за окошком. Хорошо было у Веры. И Григорий с удовольствием, как всегда, слушал её чудесный владимирский говорок:
- На пЯтнадцать минут ОпОздал, Гриша, я уже всю пОсуду пЕрЕмыла...
До чего же все-таки хорошо было у Веры! И решил Григорий колбасу Братееву не отдавать. Решил оставить Вере.
- На вот, возьми, тебе привез. А ведь чуть не забыл!
- Врешь, пОди, Братееву купил.
- Тебе, Верка, тебе...
...А утром, ещё в постели, она вдруг заговорила о детях.
- Гриш, а как ты думаешь, у мЕня кОгда-нибудь будет рЕбеночек?
- Не знаю, Вер, будет, наверно.
- У меня ведь выкидыш был, Гриш, и с тех пор разладилось что-то.
И тут Григорий возьми да и брякни:
- А у меня Клавка сейчас в больнице лежит с угрозой выкидыша.
- Что?! - спросила Вера.
Дальше все было совсем неинтересно. Ни криков, ни пощечин, ни даже слез. А жалостливые объяснения Григория просто не слушались.
Собрался он быстро, а когда уже вышел на лестницу и миновал пролет, дверь вдруг раскрылась и Вера крикнула вдогонку:
- КОлбасу свОю забирай!
И батон вареной колбасы смешно покатился вниз, подпрыгивая на ступеньках.
На завод Григорий не поехал. ("Какой уж там, к черту, завод!") В вокзальном буфете выпил пару пива, а во Владимире возле магазина из чуть не примерзающего к губам горлышка - бутылку портвейна на двоих с каким-то местным замухрышкой. Закусывали плавленым сырком. И только уже на пути к Москве он вспомнил про колбасу, лежащую в сумке. (Когда Вера захлопнула дверь, он все-таки подобрал батон и даже отряхнул с него пыль.)
Из первого же московского автомата Григорий позвонил домой. Подошла теща.
- Ну, как там Клава? - спросил он.
- А ты побольше в командировки езди! - теща и злилась и плакала одновременно. - И что это за командировки такие у слесаря?! И что это за город такой дурацкий - Вязники?!
