Полезный самопал. Интересно, кто так заморочился?
* * *
Я медленно брел по главной аллее Ириновского кладбища. Старый погост, появился здесь лет двести назад. Село тогда разрослось, наши предки построили маленькую церковь. На ночь ворота кладбища запирались, но я без труда перелез через забор.
Что-то вело меня сюда, не давало покоя. Мысли об этом месте постоянно вертелись в голове. Словно здесь, среди крестов и венков, я мог найти ответы на свои вопросы. Я искал фамильные склепы — за годы, что наш род владел окрестными землями, пришлось построить уже не одну усыпальницу.
Соколовых всегда хоронили только здесь.
Ночь была холодная, истинно ноябрьская. Ветер носился над полем крестов, тягуче завывал и норовил забраться под одежду. Не люблю я кладбища ночью. Вроде и бояться там некого — от живых угрозы куда больше. Но все равно становилось как-то не по себе. Словно я без спроса пришел в гости к тем, кто меня не ждал.
Кутаясь в шарф и выдыхая облчка пара, я наконец-то добрался до узкой фамильной аллеи. Прошел до конца — от склепов родоначальников до надгробий недавно ушедших. Остановился перед входом в склеп, где покоилась мама. Сквозь просветы в кованной входной двери можно было рассмотреть красивую мраморную статую — скульптор делал ее с лучшего портрета матушки. В ногах статуи горели в стаканах несколько свечей.
Но ноги понесли меня дальше. Не здесь была разгадка, не у мамы. Я прошел еще несколько шагов, скользнул взглядом по могильным плитам дальней родни и дошел до самого конца аллеи, где на земле темнели два пятна.
На скамейке сидела одинокая фигура. Она обернулась ко мне, и я узнал сестру. Вся в трауре — в черном от туфелек до косынки на голове. Даже волосы убрала.
— Оля? Ты что здесь делаешь?
— Тебя жду, — сухо ответила сестрица.
— Зачем?
Она не ответила. Только поднялась со скамьи, махнула мне рукой, приглашая следовать за ней. Странно это все было, но я пошел.
Она подвела меня к двум вырытым могилам. Свежие, глубокие. Возле каждой стояло по гробу. Дорогие. Один закрытый, второй пустой. И больше ни одной живой души вокруг.
— Почему два-то? — спросил я. — Вроде бы только Петьку хороним.
— Мы всю семью хороним, Миш.
— Чего? Не понимаю…
— А ты приглядись. И все поймешь.
Я осторожно поднял крышку. Странно, что не заколотили. Петька казался спящим. Умиротворенный такой, расслабленный. Упокоенный. Да только от шеи до рук был изуродован. Странно. Лицо не тронуло, а все остальное выглядело так, словно с брата содрали кожу.
