Серый постоял у края могилы, тоскливо посмотрел вниз, на сломанную Малым лопату. Потом взял свою, стёр рукой воду с черенка, спрыгнул вниз, выкинул обломки и начал копать, бормоча себе под нос:
— Если Флинт деньги Афганцу отдаст, то пиздык котенку…
Некоторое время слышалось лишь методичное шуршание лопаты и шелест дождя. Вязкая глина поддавалось плохо, Серый начал тяжело дышать через нос, но надолго его не хватило и пришлось открыть рот. Он терпеть не мог так делать — на лыжах зимой или вот во время работы дышать открытым ртом как рыба. Серому казалось, что так он похож на дебила, на дауна какого-то.
А ещё он устал. Усталость породила злость. Злость пробудила ненависть — к этой грёбаной глине, к этому грёбаному дождю, к грёбаному Афганцу, к грёбаному Флинту и его грёбаному Сынуле.
К грёбаной жизни, наконец.
А больше всего Серый ненавидел себя. За то, что он — вот такой. За то, что у него нет денег. И нет никакой возможности их достать. И не будет.
Никогда.
И поэтому Клюква… Надя… Наденька… Она…
Серый стиснул зубы, всадил лопату в землю, и сперва тихо, а потом все громче и громче начал подпевать песне, доносящейся из будки.
— Торопится сердце, сердце волнуется… Почтовый… пакуется груз. Мой адрес… не дом и не улица. Мой адрес… Советский Союз!
Постепенно песня превратилась в какие-то отрывистые выкрики:
— Мой! Адрес! Не дом! И не улица! Мой! Адрес! Советский! Союз!
Комья глины вылетали из могилы и смачно чавкая, падали в лужи. Серый копал и копал. Песня закончилась, но он продолжал на каждом выдохе хрипеть:
— Мой! Адрес! Советский! Союз!
Ненависть, злость, вообще эмоции — все постепенно ушло. Серый копал как автомат, как робот. Осталась только усталость — и ритм.
— Мой! — лопата входит в землю.
— Адрес! — нога упирается в тусклое железо, вгоняя штык лопаты поглубже.
— Советский! — тут слово длинное, поэтому Серый успевал навалиться на черенок, выковырять очередной ком глины, приподнять его на лопате и…
— Союз! — выкинуть из могилы.
И так раз за разом.
— Мой! — Серый с силой воткнул лопату, раздался резкий удар и металлический звон. Дождь завис в воздухе, капли были, как осколки стекла; удар отозвался во всем теле, руки прошило разрядом тока, кисти мгновенно онемели.
— Уй! А-а-а… Чё за…? — жмурясь от боли, выкрикнул Серый, и выронил лопату.
