Вот отчего и недужится ей, бедняжечке, истомилось золотое сердечко её, вот отчего и не отходит она от окна светлицы, из которого как на ладони виден посёлок и его изба.
Бедная, бедная!
И Ермаку Тимофеевичу показалось, что теперь ему тяжелее не в пример, чем тогда, когда он любил её один, когда не знал о взаимности. Тогда и страдал он один. Теперь страдают они оба. Она сохнет, терзается! И кто виной тому? Он, он один! Теперь он не в силах уйти от неё. Она должна быть его во что бы то ни стало! Она любит его!
Должна быть его! Легко сказать! Они не имеют права даже видеться друг с другом. Разве такая хоть и взаимная любовь — счастье?
Ермак Тимофеевич встал и быстрыми шагами заходил по избе.
«Бежать вместе с ней! — пронеслось в его голове. — Казны у него хватит для этого».
Ермак как раз остановился у творила с железным кольцом, ведшим в подполье, устроенное под избой.
Там, в этом подземелье, Ермак зарыл в землю большой кожаный мешок с серебром и золотом — хватило бы на их век!
Но куда бежать? Назад в московское царство? Но там ждёт его пеньковая петля.
Вперёд — за Каменный пояс? Но там неведомая пустынная страна, малонаселённая дикими кочевниками. Что ожидает их там, а особенно её?
И Ермак Тимофеевич тряхнул головой, как бы выкидывая из неё самую мысль о бегстве.
«Меня любит старик и молодые Строгановы, — далее работала мысль Ермака. — Попытаться явиться самому за себя сватом?»
Он вдруг остановился и захохотал. Это был болезненно-горький хохот.
— Хорош, нечего сказать, женишок! — даже вслух, вдосталь нахохотавшись, произнёс Ермак. — Дадут мне такой поворот от ворот, что и не опомнюсь. Молодец, на шее петля болтается, а он лезет в честные хоромы и свою залитую кровью руку протягивает к чистой голубке, коршун проклятый!
И он снова захохотал.
«Помочь хотел девушке, полечить голубушку, и то старик задумался, как допустить меня, окаянного, в её светлицу честную, а вот Яшку-то, бывало, частенько зовут, потешал он её и сенных девушек… — снова начал думать Ермак Тимофеевич. — Указывают, значит, чтобы знал своё место, а я ещё в родню норовлю залезть… Затейник!»
Ермак горько улыбнулся.
«А всё же как ни на есть, а надо бы повидаться с ней, хоть бы словом перемолвиться. Всё со мной и ей авось полегчает… Может, вдвоём что и надумаем. Хитры девки бывают, ой, хитры. То придумают, что нашему брату и на ум не набредёт… Но как увидаться? Домашу надо перехватить, коли она через Яшку засыл делала, так и сама, чай, не прочь будет покалякать со мной… Надо Парфёна за бока».
