Далеко за полночь догорали костры, затихли удалые песни, и лагерь новоприбывших заснул мёртвым сном вместе с многими дворовыми челядинцами Строгановых.
Но на другой день ранним утром уже закипела работа по постройке прочных изб. В какой-нибудь месяц вырос новый посёлок, множество изб составили правильную улицу, а изба любимого атамана, построенная просторнее других на околице, была украшена на коньке вертящимся деревянным петухом.
Вольные люди зажили жизнью оседлых поселенцев. Жизнь эта была совершенно иная, чем та, которую они вели до сих пор: тихая, спокойная, без разгула, но и без ежедневных опасностей. Как новинкой, поселенцы были ею на первых порах очень довольны.
Ещё больше довольны были сами Строгановы, в их владениях наступила такая тишь, гладь и Божья благодать, что любо-дорого. Соседние бродячие племена быстро узнали, что у Строганова появились силы во главе с Ермаком Тимофеевичем, имя которого было грозою и за Каменным поясом. Они притихли, даже, видимо, помышлять перестали о набегах и грабежах.
На руку это было Строгановым, не раз благодарили они Бога, что согласились принять Ермака с его людьми.
Но Ермак и его люди скоро перестали быть довольными. Не для их кипучей натуры было мирное житьё. Сам атаман обещал им боевую деятельность, насулил золотые горы, соболей, искупление грехов борьбой с неверною нечистью.
А где эта нечисть? Кругом хоть шаром покати, всё гладко и спокойно. Люди стали выражать недовольство, да и сам Ермак стал призадумываться.
«Что же это? — думал он. — Не лежебочничать пришли сюда, а дело делать, говорили, что настороже надо ежеминутно быть от диких людей, ан кругом не только лихого, а так просто чужого человека видом не видать… Этак своих людей всех перепортишь, избалуются, ослабнут, не будут годиться для ратного дела».
Не раз высказывал он эти мысли Семёну Иоаникиевичу. Тот не совсем понимал его, но видел, что, не ровен час, поднимется он со всеми людьми и уйдёт куда ни на есть — люди вольные… Это пугало Строгановых, уже привыкших за Ермаком и его людьми сидеть как у Христа за пазухой. Лаской, подарками и Ермаку и людям его старались Строгановы удержать их при себе.
— Чем не житьё вам? Кажись, привольно, — спрашивал Ермака с тревогой Семён Иоаникиевич.
— Что говорить, не житьё, а Масленица…
— Так чего же вам?
— Нам-то?
— Да…
— А ты, Семён Аникич, приручал волков? — спросил вместо ответа Ермак Тимофеевич.
— Где их приручишь… Одного действительно людишки изловили махонького и в избе приютили, вырос маленько, только ноги у него отнялись, задние…
